Сибирские огни № 06 - 1971

С елей, шурша, шмякается раскисший снег, и недвижные лапы резко дергаются то там, то тут. — Как все на земле... Радоваться бы только, а тут... война, смерть...—шепчет Ника. Она рассказывает об отце —инженере-конструкторе, о матери, пре­ подававшей немецкий язык. Старики отказались эвакуироваться, и мать устроилась на завод к отцу. Там они умерли от голода среди танков, приходящих прямо с передовой на ремонт. — Всегда ли мы знаем друг друга? — с тоской спрашивает Ника.— Ну вот, были мама да папа... Добрые, веселые, простые... И было у них единственное богатство —ребятишки да книги. А началась война, и вон люди какими обернулись! Актерский праздник Какое бы помещение ни было, а премьера есть премьера. И мы волнуемся, слыша за тонким, золотистого цвета, занавесом всего в нескольких шагах от нас, звонкий треск и скрип рассохшихся стульев, голоса, смех, шарканье ног. Женщины гримируются и переодеваются за полотняной стенкой де­ корации. Их небольшой столик возле пылающей железной печки. Там не хватает места, и мы, мужчины, переодеваемся и гримируемся прямо на сцене. Иногда кто-нибудь из парней-зрителей, раздвинув в занавеске щель, сует к нам свой нос. Ансаров цыкает, и нос исчезает. Кроме Ансарова, меня и Жданова, еще занят в спектакле Евдоким Семенович Бородкин. Он небольшого роста, мясистый, крепкий, лицо у него бульдожье, курносое, ноздрястое. Руки бело-розовые, сморщенные, как у прачки после стирки. Это потому, что он то и дело моет их, боясь чем-нибудь заразиться. Открывая дверь, Бородкин берется за ручку через полу пиджака... Женщин тоже четверо. Только такой малолюдный спектакль и может идти нормально на этой маленькой сцене. — Ничего, потерпите, товарищи мои милые, новое здание уже не за горами,—тихонько, чтобы не услышали зрители, подбадривает нас Ансаров. Он сильно похудел —трудно ему дается это восстановление театра, если в городе даже простых досок для декораций не достать. Но он не сдается, его энергии, напористости можно позавидовать. Я пудрю лоснящийся грим, надеваю светлый, завитой паричок, за­ лезаю в какой-то сиреневый истрепанный сюртучишко. Звенит второй звонок, и мы уходим за декорацию. За столиком, уже преображенная гримом и платьем, сидит Ника. Парикмахерша, со шпильками во рту, надевает ей гладкий, простень­ кий парик. Девочка-костюмерша хлопочет —застегивает, расправляет платье на высокой, полной, величаво-красивой Дальской. Это жена Жданова, заслуженная артистка Грузии. Яков Алексеевич придирчиво осматривает ее со всех сторон, по­ правляет локон парика... Ну, что за беспокойный, неутомимый старик! Он и ставит спектакли, и играет в них, и бесплатно ведет драмкружок в пединституте, и высту­ пает с лекциями и докладами, и, как я узнал от Дальской, пишет исто­ рическую повесть «О походе дружины Ермака». Собирает материал о