Сибирские огни № 06 - 1971

— В первый же день ко мне в комнату ввалились три солдата. Столкали в мешок всю лучшую мою одежду. Один схватил меня! Ско­ тина! И как-то у меня ловко получилось: я так саданула ему в под­ бородок, что он упал. А двое других захохотали. Начали бросать на пол книги, и вдруг из альбома выпала фотокарточка: знакомый актер в ро­ ли Ленина. «О, Ленин, Ленин!» — как индюки заболботали все трое. Я объясняю: театр, мол, идиоты, сцена, актер... А сама чувствую, что под­ ходит моя последняя минута. За портрет Ленина фашисты расстрели­ вали на месте. А тут я еще по физиономии съездила. «Спектакль1 Крем­ левские куранты!» Артист, дураки, артист!»—втолковываю я. К счастью, мародерами оказались румыны. Один из них засмеялся, погрозил пальцем и снял с моей руки часы... Скоро всех, кто имел десять классов, техникум или вуз, переписали- Попала в этот список и я. Ника раскраснелась, глаза ее стали еще зеленее. — Первую партию —несколько тысяч евреев — расстреляли в но­ вогоднюю ночь. Немцы пили и гоготали у рождественских елок, а за городом трещали выстрелы. Жителям бандюги говорили, что это ново­ годние салюты. Через неделю должны были расстрелять и остальных — русских. Ну, и меня в том числе. Это уж я потом узнала, списки нашли... А ночью перед этим немцы всполошились, забегали по городу, слы­ шим— машины заревели, двинулись колонны... И тут загрохотали взрывы, запылали дома... Это немцы, напуганные Сталинградом, побе­ жали, боясь окружения... Я слушаю Нику и проникаюсь к ней уважением, и всматриваюсь в ее лицо, озаренное снегами, отыскиваю следы пережитого, но не на­ хожу их — молоденькая Ника полна силы и энергии... Довольно реденькой толпой входим в кабинет к секретарю гор­ кома. Приятно видеть только что отстроенное здание, а в нем чистый, светлый кабинет. На блестящем паркете шевелится тень каштана. Здесь, наверное, совсем как до войны. У дверей нас встречает смуглый, неожиданно голубоглазый кабар­ динец с густейшими черными бровями. Видно было, что у него волосы жесткие и сыпучие, как волосы конского хвоста. Он сильно встряхивает каждому из нас руку, широким жестом приглашает к длинному столу. Когда мы сели, сел и он в свое большое, стеганое, как одеяло, кресло. Некоторое время он молчит, разглядывая нас, а потом, облокотившись о стол и подперев щеки ладонями, негромко, как бы самому себе гово­ рит с легким акцентом: — Трудно вам. Знаем. Все знаем. Актеров не хватает, помещения нет, квартир нет, костюмов, декораций —мало. Все знаем,—и уже гром­ че, разведя руками: — Но — играть надо! Кабардинский театр встает на ноги. Кино работает. Кабардинский ансамбль поет и пляшет. Да еще как пляшет! Должны, товарищи, и вы заиграть. Это ведь не прихоть наша. Город воскресает после нашествия чумы. А что за город без теат­ ра? Играйте так, чтобы... В общем, играйте, как играли до войны. Здорово играйте! Пусть люди чувствуют: мы жили, живем и будем жить. Крепко сидим в седле... Ладно! Я думаю, что вас агитировать не нужно. Раз уж приехали к нам, значит хотите работать. Секретарь замолчал, а потом вдруг весело засмеялся: — Я ведь тоже артистом был. До войны еще, у себя в ауле. Всяких комиков играл в драмкружке. Мы рассмеялись вместе с ним.