Сибирские огни № 06 - 1971

У Аннушки полное, смугло-румяное лицо, с наметившимся вто­ рым подбородком, плавные дуги черных бровей, свежие пухлые губы. — Директор придет не скоро,—говорит она.— Где-то пытается до­ стать мешки на декорации. Пойдемте, я покажу вам столовую, магазин, прикреплю вас. Выходим в слякоть, в моросящий туманен, идем мимо развалин. Ан­ нушка рассказывает, как в Нальчике шли бои, как у нее в квартире ле­ жали раненые и она мыла их, перевязывала, а они все говорили ей: «Ка­ кая ты, Аннушка, хорошая да красивая, за такую и умереть не жалко». Как я потом узнал, Аннушка была немного похвальбушей, но это ей прощали за душевность и заботливость. Она порядочная проныра, и у нее всюду дружеские связи, я в этом сразу же убеждаюсь по тому, как она ловко, минуя всякие очереди, всю­ ду прикрепляла меня, знакомила с нужными продавщицами и без всяких талонов в одном месте достала мне пачку махорки, а в другом —зем­ ляничное мыло, а в третьем — еще одну карточку в столовую. Мой магазин, почта и даже кинотеатр сбились в одном, сохранив­ шемся, здании. Здесь и театр давал свои спектакли. На другой стороне улицы вздымается круглый кинотеатр. Немцы его взрывали, но как-то получилось так, что взрывом разнесло крышу, по­ толок и все, что было внутри, а стены сохранились и даже выстояла на самом верху стены танцующая алебастровая кабардинка. Ее длинное платье откинулось по ветру, одна рука прижата к груди, другая отведе­ на в сторону —она танцует лезгинку над этими скорбными развалинами. Есть в них что-то древнее, похожее на развалины маленького круглого колизея. Аннушка ведет меня по ледяной лестнице на второй этаж над ма­ газином. Мы попадаем в зал, узенький и длинный, точно коридор. Единст­ венная лампочка тускло освещает ряды скрепленных рейками стульев. — Вот здесь наши и выступают,—говорит Аннушка. Стою подавленный. — Кончится последний киносеанс в одиннадцать вечера, и тогда уж начинаем мы. По узенькому проходу идем к белеющему экрану, по лесенке взби­ раемся на сцену, пролезаем за экран. Аннушка шарит по стене, вспыхи­ вает лампочка. Стоим среди крошечной сцены. Задник висит: на нем на­ рисована какая-то изба с окошками, к полу прибито дерево с листьями из зеленых тряпочек, около дерева —скамейка. Тут и пяти актерам не повернуться. Из наших ртов валит пар. — Жуть! Артисты замерзают, репетируют в пальто,—продолжает радовать меня Аннушка.—И зрители сидят одетые, в шапках, семечки лузгают... Как сельский клубишко... Гримировочных и всяких закулис­ ных помещений нет,—Аннушка отводит «задник», тянет меня за руку.— Вот здесь, прямо на сцене, за декорациями, и переодеваются и гримиру­ ются.—Она показывает на угол около железной печки.—Стулья удает­ ся поставить только для женщин, а мужчины весь спектакль мучаются на ногах, жмутся к стене. Кашлять, говорить нельзя — в зале слышно... Я растерянно молчу. Мне холодно, нехорошо. — В столовой дают одну мамалыгу да мутный чай. Кукурузный хлеб рассыпается. Его приносят с собой в столовую в кармане,— мягким, немного скорбящим голосом продолжает добивать меня Аннушка.—Ак­ теры с салазками ходят в горы и рубят на дрова дикие груши и яблони. " Стою немой, окаменелый. В дороге мне рисовался залитый светом