Сибирские огни № 06 - 1971
— Почему?— изумляется Птица. — Мы же работаем. А если и отпросимся, то нам потребуется не три дня, а две недели. Неделю будем доставать билеты здесь, неделю — в Барнауле. Во-вторых, это потребует уйму денег. В-третьих, мы просто с голоду ноги протянем —все же по карточкам. В-четвертых, нужно хлопотать о пропусках на выезд, проходить дезинфекцию... — А, черт,— бормочет Птица, сраженный моими доводами. Ему и в голову не приходило, что нужны будут деньги, карточки, что дорога перегружена, что идет война. — О, вот что, голубчик!—вскидывается Птица, захваченный но вым планом.—Сразу же после войны я дам вам записку к Алисе Коо- нен, и вы удерете в Москву. Самолетом! Остановитесь прямо у нее, и она вам расскажет, как работала над Бовари, поведет вас за кулисы, позна комит с труппой... Помню, на одном из вечеров «Бродячей собаки» по явилась, тогда молодая, очаровательная Коонен... А то время, голубчик, отличалось... Весь он какой-то не от мира сего. Живем голодно. Но вот театр достал картошку. Все вносят деньги, ищут мешки, стоят в очереди, спешат получить ее, а Птица носится, раз добывает пропуск на какой-то концерт и еще на какую-то выставку. Я хватаю его за руку, толкую о картошке —у нею жена и дочь, и живет он плохо —но ему не до картошки... Пришлось мне самому заняться ею. Несмотря на скудный паек, он половину его отдает «Гофману» — черному коту с зелеными глазами. Птица никогда не жалеет о прошлом, а просто весело вспоминает о нем, вот и все. Переживать что-нибудь мрачно, трагически он просто не может, не умеет, да ему и некогда этим заниматься в его беспрерывной суете. То ропясь, восхищаясь, фантазируя, он никогда не вешает носа. Он прини мает жизнь такой, какая она есть, и превращает ее, по мере своих сил, в занимательную путаницу. Погода капризничает. То стоит теплынь, бормочут водосточные трубы, сосульки радостно плачут от солнца, то ветер свистит в мотающихся тополях, несутся угрю мые тучи, сыплется снег. Ну и апрель! Утром, одевшись, сую в карман написанное ночью письмо Шуре и выхожу на крыльцо. Сегодня снова тепло, ветер стих. Все-таки мы пережили и эту вто рую страшную зиму. Гуляка-весна вовсю куролесит ручьями. Она с ног до головы захлюс- тана брызгами с крыш, из водосточных труб. Вышаркала, продырявила, размочила нарядную, горностаевую шубу зимы. Замусорила ее, неряха, щепками, веточками, раскисшими бумажками, горками сколотого, от са жи черного льда, похожего на мокрый уголь. На скамейки не сядешь —мокрехоньки. Все не прибрано, раскида но —ни пройти, ни проехать. И что это за шалая весна? Сейчас, конечно, за городом уже прилетели к разоренным метелями гнездам усталые грачи. Они пьяно орут среди путаницы мокрых лилова- тых прутьев заячьих рощ. Упругие ручьи подмывают последний посинев ший снег. Волглый ветер плывет над взбухшими водами. Горе старенького дома 2 Сибирские огни № 6 17
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2