Сибирские огни № 06 - 1971
— Во человек,—сказал Степушка,—к нему, можно сказать, посе титель пришел, а он в бумаги уткнулся. Это как называется? — Как? —снял очки Прохор Ильич. — Бю-ро-кра-тизьм, во как. Степушка еще раз стукнул подошвами о пол, осторожно обошел старую, протертую ковровую дорожку, сел в кожаное кресло напротив Прохора Ильича. Поерзал, умащивая свой горб поудобнее, стоймя за жал в коленях палку, глянул на председателя. — Прохор? — А? — Мы ж с тобой в детстве без штанов по крапиве бегали. — Хы, вспомнил! Чего ради? — Дружками вроде были. — Ну, были... — А что ж ты, сук-кин сын, не заходишь ко мне? Хоть бы раз за бежал да проведал: как там Степушка живет-поживает. Маленькое сморщенное лицо Степушки смеялось. Сухие, как бере зовая кора, губы растянулись до середины щек. Поднятое кверху ухо старенькой шапки задористо болталось, словно собачий хвост. Прохор Ильич отодвинул па край стола папку, покашлял. — Времечка нету? —спросил Степушка. — Нету,—сказал Прохор Ильич.—Ей-бо, Степушка, нету... — Да я-то ничо,—сказал Степушка, серьезнея.—Так просто, без умыслу. — Закрутился тут... Ках-ках!.. — Пошто перхаешь? —полюбопытствовал Степушка. Прохор Ильич отдышался, глотнул из стакана воды. — Просифонило, видно. Всю грудь сдавило, вроде как обруч насадили. Степушка забеспокоился, подошел к председателеву столу. — Да от тебя жаром разит! Грипп, что ль? — Хрен его знает,—махнул рукой Прохор Ильич, вновь подвигая к себе бумаги. — Может, тебе варенья малинового принести? Попьешь, отпаришь ся, обруч-то и спадет. А? — Да не надо... Длинно зазвонил телефон. — Алё,—-взял Прохор Ильич трубку.—Разуваев? —Лицо предсе дателя насторожилось.—Что? Не сделал? Ага! Так вот, слушай, сель- хозмеханик, завтра гы у меня будешь коровам хвосты крутить. Выгоню к чертовой матери! Понял —нет? —с громким стуком трубка упала на телефон. Степушка покачал головой. — Ты как с цепи сорвался... — Сорвешься тут... Степушка облокотился на стол, стянул шапку, обнажив седенькую голову, вздохнул. — Косьбу-то помнишь? — Это когда было? —спросил Башкатов. — Дай бог памяти,—задумался Степушка.—В двадцать первом или в двадцать втором... Кажись, в двадцать первом. — Ну? — Жеребец Проньки-кулака мне тогда позвоночник раскурочил. Помнишь? — А-а...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2