Сибирские огни № 06 - 1971

Так жить больше невозможно. Иду к Бородкину и ставлю усло­ вие — или театр достает нам с Никой ордер на комнату, или мы уезжаем. — И рад бы дать, но где их, к черту, возьмешь эти квартиры в по­ луразрушенном городе?—сокрушается Евдоким Семенович. Я вручаю наши заявления об уходе. Итак, все отрезано! Сижу в парке растерянный, даже подавленный. Придется ехать в Москву на театральную «биржу». А где взять деньги на эту поездку? Теперь я должен думать и о Нике... Как все-таки скучны эти любовные страсти. Есть в них что-то по­ рабощающее и душное. Одну только страсть и любовь признаю —это любовь к воле и творчеству. Мои мысли прерывает голос Жданова: — Ты чего задумался, господин переплетчик? Будто мировые про­ блемы решаешь. Он подсаживается ко мне. Яков Алексеевич в старомоднейшем че- сучевом костюме. От него припахивает нафталинчиком. — Уходим мы с Никой из театра,—мрачно говорю я.— Вот и раз­ мышляю—куда податься? — Да, в театре положение аховое,—соглашается Жданов.— Вот что, ребятки! Мы с Александрой Алексеевной уезжаем в Фергану. Хо­ тите с нами работать? — Ну, что за вопрос? —оживляюсь я. — Я перетащу вас к себе. Ребята вы хорошие! Можете вы потер­ петь до сентября? — Конечно. — Тогда договорились. Ждите телеграмму и аванс.—Он жмет мне руку и уходит. Оглянувшись, кричит: —И, чтоб веселее у меня смотрел, веселее! Переплетчик! Милый, добрейший старик! Какую гору столкнул он с моих плеч. ...К театру подошел грузовик. Опять едем в какой-то сельский клуб. Карабкаюсь на колесо, переваливаюсь через борт. Смотрю —по аллей­ ке бежит клетчатая Ника. На ней платье в белую, красную клетку. Че­ го она торопится? Она же сегодня свободна от спектакля. Ника подбегает, я свешиваюсь к ней через борт. — Поздравляю тебя, поздравляю,—шепчет она и как-то по-мате­ рински гладит мои волосы, щеки. — С чем? —недоумеваю я. — Сегодня же твой день рождения.—И сует мне два большущих красных яблока. А я и забыл об этом дне в театральной суете и бестолковщине. Грузовик несется к подножию гор. Я подпрыгиваю на доске-ска­ мейке среди тесно сидящих актеров. Мне уже двадцать девять. Годы прошли, как сон. Уже двадцать девять, а я еще ничего не сделал. Мне все время кажется, что я не знаю жизнь, людей. Нужно бы ездить и ездить, сменить несколько профес­ сий, а я не могу расстаться с театром... Получили телеграмму из Ферганы, и перевод. В театре рассчита­ лись. Берем с Никой бутылку вина и уходим в парк. На длинных листь­ ях гладиолусов уже ледяная искристая пленка. Георгины от заморозков затвердели. Ника задумчиво сгибает лепестки, и они так и остаются