Сибирские огни № 06 - 1971
труппа и приедут режиссеры, мы нажимаем на выездные спектакли. В пыль, в зной, в холод, в дождь несется наш грузовик. Едешь, едешь целый день до какого-нибудь села, вечером играешь, а ночью обратно. Зарю встречаем в машине. Несколько часов поваляешься на кровати, и снова грузовик, и сно ва весь день едешь. А сборы такие, что лучше и не узнавать о них. И так все лето. От кукольного театра и от радио я отказался, они мешали писать. Я даже от ролей-то больших и то стараюсь отбояриться. Иногда охватывает страх: «Что, что ты делаешь?! Ведь можешь и театр потерять и к намеченному не прийти». А! Волков бояться — в лес не ходить! Захлопываю чемодан, поднимаю голову, и в глазах моих темнеет, голова кружится, а в ногах слабость. Да, брат, выхода почти нет. Тем нота постепенно рассеивается и... глаза видят висящее на стене осен нее пальто. Оно почти новое, хотя ему, возможно, уже лет пятьдесят. Еще в Новосибирске я купил его у какого-то старика. Оно сшито из великолепнейшего чернолоснящегося кастора —из такого сукна в ста рину фраки шили. У него маленький бархатный воротничок, подклад ка из прекрасной шерсти в крупную, зеленую клетку. Из-за того, что оно такое старомодное, я не носил его. Зачем оно мне? И я, воспрянувший духом, уже ощущая в кармане пачку денег, на всех парах несусь на базар. И вот стою среди огромной толпы. Час, два, три стою: никто не вырывает у меня из рук мое касторовое великолепие. Начинаю пони мать, что в основном толпятся здесь продающие. Вспоминаю о замке и кружке, вытаскиваю их из кошелки, как по следнюю надежду. И тут меня охватывает истерический смех. Торчу среди базара и в голос смеюсь, и не могу остановиться. На меня люди оглядываются, как на ненормального. Я представил рядом с собой Нику. Я с пальто, с кружкой и с замком в руках и она —рядышком. Ждет, когда ее возлюб ленный загонит свои сокровища и накормит ее мамалыгой. И это бу дет «любовь в шалаше». — Чего тебя разбирает? —спрашивает какой-то мужик.—Сколько за кружку? Ну, слава богу, на хлеб, на курево есть —продал и замок, и кружку. Скоро и совсем мне повезло, какой-то старикан польстился и на пальто. — Такие до революции носили только состоятельные люди,—го ворит он, примеряя.—Это вещь! Сколько? Прошу четыре тысячи. Сходимся на тысяче. Чувствуя себя кумом королю, шагаю в ряды, где продают всякую снедь. Подкрепляюсь куском невообразимо вкусной домашней колбасы и, размышляя о том, что жизнь не такая уж плохая штука, иду к дому Ники. У ее открытого окна насвистываю «Сулико», наш условный сиг нал, и скоро Ника выбегает из подъезда. — Ты не думай, что я пришел к тебе для лирических воздыханий,— ¡строго говорю я.—Бери! —протягиваю половину денег.—И вообще я тебя ненавижу.—Целую ее, ухожу. — Где ты взял? — кричит она. — Миллионера убил! —И я бегу к своему столу. Теперь я плевал на всяческую суету. Я— работаю.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2