Сибирские огни № 05 - 1971

Кому она жалуется? Другие сосны молчали под ветром, только ветвями бороздили по звездам, загребали их иглами; а эта тихонько голосила в ночи, изред­ ка и тихо подавала мне голос, а я искал и не мог найти ее... Обратный путь. Вот уже огни, они мешают мне, слепят, я сбиваюсь с лыжни и бре­ ду к дому по целине. Еще раз останавливаюсь передохнуть. Трудный день... Кто поймет нас, кто поверит в нашу искренность, кто сможет су­ дить нас справедливо, так, чтобы влезть в нашу жесткую шкуру? На чье понимание мы можем рассчитывать, если и сами не можем понять друг друга? Мы молчим под ветром... Я не могу судить Коржева, я чувствую теперь неприязнь к нему, но судить не могу, потому что тоже хочу быть логичным во всем, и на работе и вне работы, я должен быть логичным, этого требует от меня дело; слова —не для нас, мы ищем доказательства всегда и во всем, нас научили мыслить именно так, и теперь уж мы не умеем иначе. И мы ве­ рим в силу мысли; красивые, но не рациональные поступки не произво­ дят на нас впечатления. Мы освобождаем свой мозг от всего, что считаем несущественным. Мы умеем абстрагировать, без этого нельзя мыслить математически, мы 'Здорово научились мыслить абстрактно. И мы легко абстрагируемся от жизни, проводим широкую ничейную полосу между обыденной жизнью и нами; так надо, это необходимо, чтобы освободить голозу для нашей работы; это нужно, в конечном счете, чтобы была от нас какая-то польза. И польза есть. Но платить приходится нам... Сегодня платит Коржев, но плачу и я; и Фейгин платит, и Антон, и Таня, и Вика, все мы расплачиваемся и никогда не сможем заплатить сполна... Признавая только логику, абстрагируясь от жизни, мы. каждый из нас, вступаем тем самым в противоречие с нашей собственной жизнью, друг с другом! Дорогая плата... И мы судим себя и своих единомышленников, но наш суд —это всего лишь часть расплаты; а как будут судить нас ге, для кого мы ра­ ботаем, поймут ли они нас? Ветер. Тишина. Совсем, совсем тихо было среди домов, никто не жаловался, не подавал голоса... Я осторожно поднимался по лестнице, стараясь не греметь лыжами; медленно поворачивался на площадках, чтобы, не задеть чего-нибудь; коляски и санки стояли у дверей, отогревались в подъезде, за каждой тонкой дверью спали мои коллеги, завтра нам снова включаться, вклю­ чаться, воспринимать информацию и обрабатывать ее и коррелировать с ней свои поступки... Жена проснулась, когда я лег, придвинула голову к моей ладони, я сжал пальцами ее волосы, они светились в темноте. Я спросил у нее. что это за мех такой необычный, —черный и седина в нем сверкает, и весь топорщится, каждый волосок сам по себе, и серебрится.