Сибирские огни № 05 - 1971

Анатолию Поперечному Сидели мы за табльдотом где-то. Берет был юн, ну а сюртук — в летах. Пиджак курил, как помню, сигарету. Жилет лениво ковырял в зубах. Фрак ел цыпленка. Свитер — огуречный Рассол хлебал и страстно мне шептал: — Люблю тебя, товарищ Поперечный, За те стихи, что ты не написал! Пиджак курил, как помню, сигарету... Как пахнут твои волосы изменой... И ноздри раздувались, как тюльпаны... Тулуп острил. Пенсне попеременно Тоску топило в пиве и вине. — Как пахнут твои волосы изменой! — Прижалась шаль к мохнатому кашне. Жакет не лез за словом в глубь кармана. Бумажник плакал, а потом — затих... И ноздри раздувались, как тюльпаны, У кельнера — от наших чаевых. А . К Р А В Ц О В Е. ПОПОВ Ошибки молодости Как-то раз, возвращаясь глубокой ночью домой, я был избит в кровь людьми, кото­ рых сначала принял за хулиганов и банди­ тов. И они меня тоже не за того приняли, за кого надо. Я иду, а они в подъезде стоят. В моем. Между первым и вторым этажом. Стоят и говорят: — Послушайте, парень, у вас есть заку­ рить? Есть, дал, закурили л еще говорят: — Послушайте, парень, а у вас совесть чиста? Заранее улыбаясь, я хотел объяснить им, что совесть у меня не совсем чиста. И еще я хотел сказать, что ежели кто говорит, что «вот моя совесть чиста», то настолько на­ хально врет, что вот он-то и есть самый бес­ честный. Но не успел я дать ответа, не успел пого­ ворить, потому что меня ка-ак хряснут по роже — раз-раз, с левой и с правой. Ну и что? Смолчал, скушал. Их много, а » один. — Все, что ли,— говорю,— или будет ка­ кое продолжение? А их человек пять было. Один прямо даже зарычал. — Пустите! — кричит.— Я его сейчас изу­ вечу! Я ему фиксы вышибу и шнифты вы­ колю! Вот почему я и подумал, что хулига­ ны. Фикса — это по фене зуб, а шнифты — глаза. — Пустите! — кричит.— Я ему покажу, суке! А эти его уговаривают: — Успокойся, Сережа. Не бойсь. Сейчас поговорим. Он, барбос противный, свое по­ лучит. Не бойсь. Сережа аж заскрипел зубами. Скрипит, а я удивляюсь — откуда в них такой запал, крик и шум? Вместо того, что­ бы тихо меня ограбить, они поднимают ба­ зар, шум и хай. — Так твоя совесть чиста? — Чиста. Вы, ребята, зря думаете. Денег у меня нет, потому что их у меня нет, а ча­ сов у меня нет, потому что их у меня уже украли, срезали с руки. Кому-то понадо­ бились. — Ты пасть заткни. Так твоя совесть чи­ стая? А что Лена уксус пила, эссенцию? Ты здесь ни при чем? Да? Это тебя не касает­ ся? У-у. гад! Как они начали меня метелить! Ах, господи Иисусе,— думаю,— только бы с ног не сбили, паразиты. Ведь затопчут. В котлету меня превратят. В фарш. Сережа первый напинает. Ну, а по морде — пожа­ луйста. Бейте. Вейте, раз ваша сила. Я вот прикроюсь ручками — авось как и выйдет полегче, не гак больно. — За что?! — кричу. — Знаешь... Знаешь за что! Ых-ых-ых- ых. На! — Да не знаю я! Честно, не знаю! А дело, надо сказать, происходило почти в темноте, так как, во-первых,— ночь, а во- вторых,— лампочки в нашем подъезде нету никогда. Темно. Луна. Ну, били они, били меня. Огоньки в гла­ зах — блик-блик. А дальше — они, значит, устали меня ко­ лотить. И я вижу, что устали, свалился на пол, лежу, постанываю тихонечко, жалобно. Больно все-таки.