Сибирские огни № 05 - 1971
сможет догадаться, что в середине сборни ка имеется безымянное стихотворение, рас шифровывающее смысл заглавия? Оказы вается, старое русло, которое однажды посе тила поэтесса, поразило ее воображение об ликом заметенной песком, погребенной ивы. Ива эта в былые времена гордо и красиво стояла над кручею, хотя и знала, что ей не чего ждать милости у наступающей реки. Трагический образ обреченного дерева вполне уместен и колоритен на своем месте, но, вынесенный в заглавие, вовсе не харак теризует главного в книге Н. Созиновой. Предваряет сборник краткая аннотация. В ней говорится, что поэтесса обладает «не громким голосом», который однако «хоро шо слышен». В какой уже раз мы читаем подобное о поэтах! С легкой руки некото рых критиков удивительное это определение объединяет самых разных авторов. Прихо дилось читать, что «негромкий голос» у Юрия Левитанского, у Александра Рома нова, у Николая Вяткина... Сказать про Н. Созинову, что у нее «не громкий голос», еще не значит что-либо понять в ее творчестве. Если бы компози тор писал, отвергая крещендо, форте и фортиссимо, мы, подивившись монотонности его произведений, попросту отказали бы ему в профессионализме. Если бы живопи сец заливал полотно своих картин одно тонной краской, мы сказали бы о нарушении элементарного и обязательного в искусстве закона контрастов и полутонов. Но почему же существует по сей день оскорбительное, по суги дела, определение «негромкий голос»?! Какой у Н. Созиновой «голос»? Разный. Мы уже имели возможность убедиться, как, умело используя контрастные краски, поэ тесса приводит нас к оптимистическому, жизнеутверждающему выводу. Она не но вичок и в области формы Ее вопросы зву чат остро, эмоциональный напор усилива ется от строфы к строфе: Придите, спросите —какая тайга вековая? — не знаю... Зачем ты прикинулась злой и чужой, земля моя, чутко лю бимая мной!.. Наверно, неверно иду я? Скажи. И тропы мои — лиш ь мои миражи? Можно ли, спрашивается, «негромким голосом» раскрыть излюбленную Н. Сози новой космическую тему? Вслушайтесь вот в эти строки, и вы ощутите гигантские масштабы вечного кружения, переданные ритмом, своеобразным «гулом» стиха: Но будет планета, как прежде, крутиться, себя не ж алея, его не щ адя, и к солнцу с извечной орбиты стремиться сквозь гучи и встречные пули дож дя. О, путы-орбиты! Д а кто вас наметил?!. Сильное, трепетное чувство души, мяту щейся, беспредельно любящей рвется на ружу, изливается в потоке строк: Разве необъятное обнимешь? Разве непосильное поднимешь?.. Я кидалась в омут головой, и в огонь бросалась зя тобой: и гореть и плавать научилась, а душ а с душой не породнилась. Новый сборник Н. Созиновой — свиде тельство ее поэтического роста. Он намного многообразнее, разностороннее характери зует поэтессу, чем предыдущие ее книги. Но вот нет почему-то в стихах одного —улыбки. Оттого ли, что выросла героиня Н. Созино вой в годы военной страды и доныне дышит в ее сердце «осколок боли, влетевший кри ком солдатки бывшей, только что овдовев шей...»? А может быть, потому, что уж слишком поглощена раздумьями, сомненья ми, самоанализом, потому что вся внутри себя? Но нет сомнения в том, что, задав де сятки вопросов и ответив лишь на некото рые, .поэтесса не теряет главного —надеж ды, силы, запаса жизненной энергии перед сложностью бытия, не прячется за сакра ментальное «я не знаю». Нет, она смотрит на мир широко раскрытыми глазами, глубо ко, всем существом верит в его извечную устремленность к добру, к совершенствова нию. Мечтает она об одном —чтобы своим творчеством заслужить право, великое пра во говорить от имени народа. Л. БАЛАНДИН А. Гурулев. Росстань. Роман. (Молодая проза Сибири]. Зап.-Сиб. кн. изд., 1970. Гражданская война для Альберта Гуру- лева —история. Ему чуть за тридцать, и он, естественно, не мог быть свидетелем тех да леких событий. Понимая это, автор исполь зует воспоминания отца, его многочисленные рассказы о забайкальской деревне в граж данскую войну. Отец молодого писателя — Семен Яковлевич Гурулев —невидимый со ветчик и консультант «Росстани». Так на страницы книги приходит неподкупная под линность. Широкоохватный эпический за мысел сочетается с подробным изображе нием бытовых сторон уклада жизни забай кальцев. Автор сосредоточил свое внимание не столько на психологии и судьбах отдель ных характеров, сколько на живописании быта народной жизни в целом. Хотя, надо отдать должное, такие персонажи, как Се- верьян, Федор, Устя, Степан, нарисованы емкими мазками, психологически досто верно. Глубоко лирично выписана линия любви Северьки и Усти. Девушка, которая на первых страницах предстает этакой атаман шей, оказывается, обладает мягким и неж ным характером. Сначала А. Гурулев ри сует ее так: «Устя побежала около саней, огляну лась, махнула стоящим на заснеженной улице мужикам, прыгнула в сани, взмах нула бичом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2