Сибирские огни № 05 - 1971

мины и фишеры, хотя они мечтают об од­ ном — заставить науку служить благу лю­ дей. Говорят о человеколюбии те, кто само­ забвенно призывают «вонзать штык в не­ мецкое мясо» (читатель отлично понимает, что такие же призывы раздавались тогда в Германии —«вонзать штык» в русское, французское или английское мясо). Нажи­ ваются продавцы и покупатели оружия — мистеры, герры, месье, получающие неслы­ ханные дивиденды на крови народов. И даже нейтральный глагол «лежит» вдруг окрашивается на редкость интенсив­ но: немецкая каска, «слегка попорченная кровью, но вполне продезинфицирован­ ная», « л еж ал а на туалетном столике». Невеста Шеломина Надя «л еж ал а» на кровати в голубой пижаме, мистер Грэди (л еж а л ,— Ю . М .) в полосатой. И, нако­ нец, «труп Шеломина леж а л на полу под рогожей в избе». Казалось бы, один и тот же глагол, до­ статочно однозначный —но контрастность его значений в данном случае очевидна. Эта контрастность, по мысли писателя, должна еще сильнее подчеркнуть, сколь глубоко дифференцируется понятие «война»: для Шеломина —это потеря невесты, это смерть, для ГрэдИ'—получение невиданных ранее благ, от невесты Шеломина, ставшей лю­ бовницей мистера Грэди, до месторожде­ ний марганца. Позиция автора предельно обнажена, совершенно очевидны его симпатии и анти­ патии, каждая деталь, характеризующая героев повести, социально заострена. Итинская ирония, полная издевки, опи­ рается на детали, неоспоримо объективные и в то же время обнажающие суть того или иного образа. Вполне «объективна» фраза о мисте­ ре Грэди, который «с удовольствием зев­ нул и пошел спать, прополоскав рот и гор­ ло патентованной жидкостью, уничтожаю­ щей дурной запах во рту»,—но это словно бы незначительное, беглое замечание вы­ зывает вполне определенную ассоциацию: мистер Грэди предстает чем-то заживо гниющим, и видимость «нормального», «обычного» человека достигается им с помощью искусственных средств. Помощник присяжного поверенного Ли- буркин, неравнодушный к Наде, «говорит ей о Ницше, о сверхчеловеке, хотя у Ли- буркина геморрой». Разумеется, нет ничего постыдного в этой болезни; но Либуркин в сочетании с его разглагольствованиями «о Ницше, о сверхчеловеке» превращается в живую ка­ рикатуру, в ворону, рядящуюся в павлиньи перья ницшеанской фразеологии. Стрелы сатиры Итин направляет не только в отдельных лиц, но и непосредст­ венно в целые социальные прослойки. Нужно писателю, к примеру, показать ма­ ленький, узкий, невообразимо заскорузлый мир провинции, уверенной, что она идет «в ногу с веком». Только что прошла мо­ билизация, миллионы семей остались без кормильцев, впереди —миллионы жертв, как вдруг оказывается, что «кроме моби­ лизации, в городе произошли не менее по­ трясающие события». Что же это за события? «1) Начальница женской мариинской гимназии обращалась к акушеру...» Нет необходимости цитировать второй и третий пункты —они столь же «значитель­ ны»: это семейные скандалы представителей местной знати. И то, что «на полном серье- зе» излагаются «не менее потрясающие со­ бытия», лучше всего позволяет читателю представить затхлый мир провинции, где, не понимая важности подлинно исторических рубежей, несоразмерно преувеличивают зна­ чение мелких происшествий —только эти происшествия доступны пониманию местно­ го «высшего света» и потому оказывают та­ кое воздействие на воображение «аристо­ кратов». Неслучайно так подробно здесь говори­ лось о приемах сатиры в «Урамбо»: до этой повести в произведениях Итина первое ме­ сто принадлежало романтическому во­ сприятию мира —будь то «Страна Гонгури» или стихи. В «Урамбо» автор —разумеется, в полном соответствии с замыслом вещи —- дал выход своему темпераменту сатирика, обличителя. Но Итин начала 20-х годов не был бы Итиным, если бы не отдал дани романти­ ческим настроениям, столь, свойственным его дарованию, его мировосприятию. Эта дань прежде всего сказывается в изображении «биологических» мотивов по­ ведения некоторых —причем положитель­ ных — героев повести. Сюжетный узел, соединивший персона­ жей,— гибель разъяренного Урамбо. Чем же вызвана ярость слона? «Темная безвыходная страсть скапли­ валась, жгла титаническое тело, как отра­ ва...» Эта ремарка «со стороны» подтверж­ дается и живописанием «изнутри»: «...Урамбо вспомнил. Его великая мука, застывшая, как вал, на мертвой точке, вдруг сдвинулась, стала горячей, тяжелое тело легким. Урамбо шагнул вперед, цепь натянулась... Ременной обруч заскрипел и оборвался. Слон... радостно, в захлестнув­ шем порыве, бросился вперед. Клетка раз­ летелась без боли. Урамбо... подняв хобот, помчался навстречу влажному ветру...» Причины бегства Урамбо не вызывают сомнения —мистер Грэди с досадой ду­ мает: «...надо было послушаться гнусавого американца, достать слону самку». Но дело, конечно, не в слоне. Самый симпатичный автору герой —Шеломин — испытывает ту же жажду любви и охоты, которой объята вся природа, и люди и жи­ вотные. «Шеломин не думал, что везде-в мире —в джунглях, трущобах и дворах каждая самка дразнит своего самца. Ему хотелось сильнее, сильнее до крайнего шре- дела, расширять грудь, сжать рукой сердце, поднять высоко, чтобы всюду разбрызга­ лась его сладкая боль. Надо было действия,