Сибирские огни № 04 - 1971
— У меня о вас хорошие отзывы, но это еще ничего не значит, вы же понимаете, у меня особые требования... Наконец, остановка. Коржев поднимается к себе. Я растираю руку. Затем отправляюсь заниматься электронной пушкой. В зале было еще пусто и темно, я вошел в темный проем —двери отодвинуты с вечера —и, пробираясь вдоль стены на расстоянии вытя нутой руки от нее, отыскал на ощупь щиток освещения. Третий с краю тумблер в верхнем ряду; щелчок —и на антресолях зажглись неяркие, желтоватого цвета лампы местного освещения. Я поднялся по стальной лесенке. Дребезжание и погромыхивание металла подо мной в темноте. Просторная пустота внизу, расплывчатые контуры установки. Тиши на. Я стоял, облокотившись на перила, стоял так, наверное, в тысяч ный раз. Нельзя было шевельнуться, сразу металл начинал греметь в пустом зале. Включил питание блоков. Какой-то гул внизу, не обращаю на него внимания. Потом до меня доходит: ведь никто не работает сейчас, отку да гул? Оглядываю сигнальные лампочки. Так и есть, Фейгин подклю чен. Вырубаю Фейгина. Гул исчез Значит, верно. Включаю Фейгина — гудит. А собственно, что это у него гудит? Спускаюсь на его площадку. Белесый круг в темноте, поток воздуха от него. Вентилятор. Фейгин ох лаждает тот самый свой транс. Перестраховщик... Снова наверх. Отключил Фейгина, постоял в тишине. Пустота внизу, контуры установок. Когда Грач поднялся ко мне, я стоял, навалившись на перила, и смотрел вниз. Он не сказал мне ничего нового о премиях, Викина информация бы ла выражена более спокойно, а это для меня много значит. Меня инте ресовали намерения Грача; я болел за него вообще (хотя собственные мотивы были неясны мне) и, кроме того, потому, что он стал теперь мо им сотрудником. Я выслушал его, не прерывая, затем усадил на “стул, мы все еще были на верхней площадке, и сам сел напротив. Разумеется, он был обижен, сейчас у него в голове не осталось ни чего, кроме обиды, только она определяла его поступки. Я пытался от говорить его от визита к шефу — бесполезно. Грач сообщил мне, что и другие не советовали ему идти к шефу,—слух уже разнесся по всему корпусу, все наши переживали,— но он, тем не менее, пойдет, заявил Грач. Он считал, что обязан высказаться. Деньги, разумеется, не важны, дело в принципе. — Ты хочешь новых обид? —спрашивал я его.—Тогда иди, шеф умеет делать это и без подготовки. Грач отвечал, что ему станет легче. Я продолжал отговаривать. В конце концов, кто такой шеф, свет на нем клином сошелся, что ли? Оценка, выставленная шефом—тоже мне, критерий! Но упоминание о Коржеве прозвучало неубедительно, как ссылка на бога. Это была для Грача слишком высокая инстанция. — Предоставь это мне, Грач,— предложил я. Нет, он боится потерять уважение к себе. Ушел. Еще я смотрел сквозь опустевший стул Грача, когда вспыхнули яр кие плафоны на потолке. Ровно, как в метро, загудели электрические моторы крана, и красная его махина покатилась под потолком прямо на меня; крановщица стояла там у своих пускателей, словно на капи- £.и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2