Сибирские огни № 04 - 1971
Как она плакала! Я не мог остановить ее. Она плакала, не раскры вая глаз, не двигаясь, окаменевшая, молча, губы закушены. Я не мог остановить ее... —^Конечно, я понимаю тебя, конечно, понимаю, как ты могла поду мать, что я не пойму... Она чувствовала,—больше не выдержит, боялась,—в доме что-то случится; она не любила мужа и не могла быть с ним больше, всякое долготерпение имеет конец. А еще она не хотела никого обманывать, я ведь один раз живу, говорила она мне, и имею право прожить так, как хочу, с чистой совестью. «Может, мне уйти от него сразу, а? Я бы хоть сегодня сбежала! Комнату сниму или у девчонок поживу какое-то вре мя. Катюха у мамы, да она у меня большая уже, ей ничего, не страшно будет. Знаешь, долго ведь это все— развод, размен квартиры потом... Перееду, а?» Ей надо было, чтоб я поддержал ее, чтоб сказал то, чего ей хотелось; а я стал думать; я думал, она смотрела на меня, а я смотрел за окно и думал о том, как эго ее измучает,—драма с объяснением, да еще и скитание по общежитиям; вдобавок она будет занята чем угодно, только не работой, а работа —это, по-моему, то, что человеку необходимо, ина че мы ни на что не годимся; и я сказал, как мудрец, как последний дурак: — Нет, тебе будет тяжело, лучше уж, наверное, пойти по обычному пути, поговорить с ним, потом оформить развод и все прочее; потерпеть еще немного, подождать, зато без этих мучений... Она отвернулась от меня, зарылась лицом в подушку, обхватила ее обеими руками. «Пусти». Голос был равнодушный, усталый. «Уходи!» Она плакала. Что я мог сказать? — Конечно, мне надо было сказать: уходи от него, уходи немедлен но! И это получилось бы эффектно, тебе стало бы хорошо, а я бы даже сам себе понравился, залюбовался бы. Да ведь это была бы фраза, слова пустые, ведь нерационально тебе так делать! Она отняла подушку ото рта. «Лучше бы ты сказал...» Вытерла ли цо подушкой, но так и не повернулась ко мне. «Лучше б ты это и ска з а л—уходи от него немедленно, сейчас же. Ну, почему ты не сказал! Я бы не ушла, это действительно было бы нерационально, и я б этого не сделала. Но мне стало бы легче, понимаешь, легче! Да просто хоро шо бы стало. Ничего ты не понимаешь...» Я лроклинал свою глупость. Готов был убить себя за то, что сказал то, что думал. Знал ведь, нельзя так говорить! Меня уже не передела ешь,—я воспитан техническим образованием, работой, в меня уже за ложена программа, по которой я думаю: все— только логично, только рационально. Иначе грош мне цена на работе,—кому я буду нужен, если мною станут управлять эмоции, желание совершать поступки и дру гие иррациональные мотивы... Как решающее устройство, я преобразую жизнь в ряд задач и последовательно решаю каждую, иду по логиче ской прямой. Слова—это не для меня, тут я совершенно неспособен; но ведь нельзя же забывать, что я не в вакууме, кругом живые люди, и многие-то мыслят совсем иначе; временами чувствуешь себя и в самом деле стальным угловатым роботом в мире, построенном из стекла: одно неосторожное движение, и —звон, осколки... Я повернул ее к себе. — Вот будет тепло, и все покажется проще. Она покачала головой. «Когда-нибудь ты научишься быть таким, чтобы не только тебе, но и другим с тобой было хорошо». Я хотел поцело вать ее глаза. «Не надо. Не надо сейчас». Она смотрела мне в лицо. «Ты
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2