Сибирские огни № 04 - 1971

из университета; лед был еще закрыт снегом, однако уже прогнулся, подломился у берега, лопнувшая льдина выставила солнцу зеленый по­ лированный бок, там мы прыгали через трещину. Но всю толщину льда удалось увидеть лишь в проруби, метра на полтора промерзла наша река. Голые мальчишки скакали по снегу за ледяной стенкой, укрывав­ шей их от ветра. Потом они съехали в воду, держась за края проруби, и минуту поплескались там среди осколков льда, а когда вылезли — мокрый прошлогодний загар их засверкал под солнцем, плечи их залу­ чились, потекли мускулами, и это опять было напоминание весны, вер­ ный ее знак. Ребята прыгали по снегу, пытаясь укрыться теперь уже от Тани, дабы переодеться; она отвернулась ко мне, я увидел улыбку, я по­ нял, что ей хочется слова, что ей необходимо слово; в этой фазе —я до­ гадался—нужно сделать шаг навстречу, но совсем маленький шаг, чуть-чуть, главное — ничего лишнего, не то вернешься в ту же исход­ ную точку... Я улыбнулся. Все, этого было достаточно. Она пришла ко мне! — Достань мне снегу,— попросила она, когда мы снова вошли в лес,— но не этого, не сверху, а от самой земли! Ты ел его когда-ни­ будь? Я разгребал снег на поляне, добираясь к земле, а она объясняла,— когда солнце пригревает, дух идет от земли и пропитывает снег; все в деревне у них едят его весной; и я достал два больших снежка этого снега — мерзлого, поблескивающего крупой на солнце,—из-под верхне­ го, усыпанного березовыми сережками, как веснушками; и мы ели этот теплый, этот студеный снег, пахнущий землей и лесом. Волосы выбились у нее из-под платка, глаза были счастливые и совсем как небо, я цело­ вал ее и потом снова —разгоряченными губами к мерзлому крупинча- тому снегу, пахнущему травой и хвоей... На мысу мы развели маленький костер,—у меня оказались с собой Викины спички, от которых я прикуривал на автобусной остановке; здесь, на самой оконечности мыса, нашелся пятачок, уже высушенный солнцем и ветром, а веток‘кругом лежало достаточно, и мы прекрасно устроились; у нас был огонь, пламя, очаг, тепло,—у нас был дом, свой дом; я достал из куртки капроновую фляжку, и мы отметили день рож­ дения, то был день рождения Дарьи, отпивая по очереди у маленького нашего костра, пламя которого едва виднелось на солнце. — Сразу видно экспериментатора,—смеялась она.—Даже костер умеешь разжечь. Мне хорошо было с ней... Ведь она пришла, наконец, ко мне, сов­ сем пришла ко мне. И худо было мне... Слишком я понял ее, слишком рационально я ее познал; у нее тоже оказалась своя схема... Я бросил в костер то, что уцелело от моего снега, он стал безвкусным, выпил, я из него весь за­ пах; снег зашипел в огне, угли блеснули влагой. Мы лежали на моей куртке, подставив солнцу голые спины, заго­ рали; фляжка была уже пуста, и я постепенно успокаивался. Нет, мне было хорошо. Голова Тани лежала на моих руках, и я мог целовать ее волосы, ее затылок и плечи, а больше ведь мне ничего не хотелось, совсем ничего. Костер стал угасать, а одного солнышка еще мало было, я под­ нялся, чтобы поддержать наш очаг. Костер вспыхнул, занялся снова; я лег на куртку. Меня интересо­ вало, как там у нее дома сейчас, у матери, есть ли перемены; хотел по­ нять, что значит — «и люди меня осудят, и бог накажет»; но спросил я иначе, конечно, я спросил, что же у них сначала и что потом, мораль-