Сибирские огни № 04 - 1971

ную конфиденциальную беседу. Читаю из Пушкина и Некрасова, во­ спроизвожу стихотворение про елочку, каким оно было до Фантомаса, словом, внушаю, что есть что, какие стихи —искусство, какие—оскор­ бление его. Наутро из ванной через приоткрытую дверь —игривый «джазовый» мотивчик: На палубе матросы Курили папиросы. Один не докурил, Собаке подарил. Собака побежала, Начальнику сказала. Заслышав мои шаги, Егорка запускает воду на полную мощность, но остановить собственное пение не в силах. Начальник удивился, Чуть-чуть не подавился. — Как и про Фантомаса —это очень плохие стихи,—говорю я.— Я бы попросил тебя, Егор, не приносить в дом того, что худо. Проходит час-два: В кастрюле вареная Курица соленая,— тянет Егор дьячковским распевом и, как я угадываю, ждет моего одоб­ рения. Фантомас разбушевался! Что ни день, то новый номер! — Это я сам придумал,—говорит Егор. — Сам? Мне становится не по себе. Но уже в следующую минуту я почти уверен, что поэтическая миниатюра про вареную курицу куда выше, чем две первые. А в половине седьмого эго приобретает уже силу истины, не требующей доказательств. Переходя двор, слышу, как пять гавриков, удобно разместившись на скате кочегарки, скандируют на весь квартал: В кас-трю-ле ва-ре-ная Ку-ри-ца со-ле-ная! Поэт получает признание. Пишущей братии на Парнасе придется потесниться. Однажды летом 4 года 3 месяца. Под березами на свежеоструганном столе, врытом в землю, капро­ новая фляга с родниковой водой и глиняная кружка. Жарко. В этом явлении —три действующих лица: Егор, Пал Палыч и автор повествования. Мы с Пал Палычем за шахматами, у каждого своя дру­ жина. Егор в роли третьего, вероятного генерала, занятого пока форми­ рованием собственного войска из побитых пехотинцев. С березы нисходит четвертое действующее лицо —белка. Обойдя шахматную доску, она обнюхивает флягу и, вздрагивая мордочкой, что- то говорит Егору. Егор идет под ситцы берез и приносит донышко от