Сибирские огни № 03 - 1971
живают тревогу за выращенный хлеб, вме сте со всеми радуются удачному исходу страды. «Ничто в свете не очищает, не облагора живает так отроческий возраст, не хранит его, как сильно возбужденный общечелове ческий интерес»,— писал Герцен. Поставив колхозную молодежь непосредственно в об становку всеобщей тревоги за судьбу об щественного производства, руководители колхоза «Заветы Ленина» сделали немало для возбуждения у нее «общечеловеческого интереса». И немалого добились. Полученные прибыли позволили колхо зу развернуть строительство. Стали думать да спорить, что строить в первую очередь — спортивный зал или больницу с профилак торием. Спросили мнение у молодежи. И та проголосовала в пользу отцов и матерей: они-де, войну перенесли и все послевоен ные трудности, подорвали свое здоровье и его надо поправлять. Так пусть в первую очередь будет построена больница с про филакторием, а со спортивным залом еще можно подождать. Здоровьем, мол, нас бог не обидел. Сейчас оба здания построены, на очере д и — спортивный зал. Думается, что моло дежи этого колхоза уже не страшны виру сы потребительства, ибо у нее есть против них эффективное средство — тот самый «общечеловеческий интерес». Ей не грозит постыдная судьба двигаться в будущее на плечах идущего впереди — она сама будет стремиться в первые ряды. Вот, оказывает ся, каким дальним, благозвучным эхом мо жет отозваться грохот комбайнов на Рыч- ковской заимке, за штурвалами которых стояли двое! Нынешней весной, в один из первых теплых майских дней, я ехала в один из южных районов области — Одесский. Ав тобус бежал резво, он был новехонький, по сверкивал никелированными стояками и задиристо нес свою лобастую голову. Не успел он выбежать за город, на длинную ленту шоссе, как наплыла тучка, горбатая, словно верблюд, фыркнула дож дем, V на его широкий стеклянный лоб упа ли огромные капли. А еще через несколько секунд зашумело, заплескалось под колеса ми. Грянул ливень, будто разверзлись все хляби небесные. — Во жарит! — восхищенно гаркнул шо фер, курносый детина с рыжим вихром над веснушчатым лбом.— Еще десять минут такой свистопляски, и мы все поплывем классическим кролем. Кто не умеет, приго товьтесь пузыри пускать! — Еще чего! — звонко, во весь голос отозвалась круглолицая молодая женщина в желтом платке в красных узорах, с пун цовыми щеками, как у хохломских матре шек.— П усть хоть неделю льет, мы по не му, знаешь, как стосковались! Ты уж плы ви своей классикой, а мы как-нибудь на подолах прояепжимся! — Так, женщины вы мок милые! — хохо тал вместе со всеми шофер, озорно столк нув кепку на самый затылок, огненный чуб его пылал.— Я ж сам, как топор, плаваю. Не губите такого красивого парня, в случае чего дайте подержаться за какой-нибудь подол! И тут вдруг выяснилось, что в автобусе одни женщины — надо ж такому приклю читься! Это обстоятельство еще прибавило веселья, женщины почувствовали себя хо зяйками в автобусе, одна низким сильным голосом затянула старинную украинскую песню, другая в тон звонко подхватила ее, тотчас и остальные дружно вошли в песню. — Ого, как я на вас действую!— с де- ланым изумлением подытожил шофер, ког да отзвучала последняя нота. — Да не ты вовсе! — перекрывая хохот, выкрикнула хохломская матрешка.— Ишь какой! Кепочка в две копейки — и то на бекрень! Куры, глядя на тебя, до колик на хохочутся. — Да вы что это, лапушки,— не обидел ся парень.— Я ж тут один такой красивый! — Если б ты один, а то еще дождь Вон он какой ярый! Прям праздник на душе. И все разом заговорили о дожде, даже не называя его имени, как о госте, которого ждали с такой тоской и надеждой и так долго, что он стал уже безымянным чудом. — Ну, явился долговяз, в землю увяз. Теперь все пойдет расти, аж земля за трещит. — То-то я сегодня корову дою, а моло ко так и пенится, так и пенится, белым пухом в ведре стоит — первая примета, что он брызнет. А на небе — ни складочки, будто кто отутюжил небо-то. И откуда бы ему взяться? — В июне бы еще такой — с хлебом бы в этом году были. Ладно, хоть сейчас зем ле силы прибавил, а там, глядишь, и по второму заходу полоснет. Дождь вскоре кончился, окропил живой водой все окрест, возвратив всему перво зданные краски, а мои спутницы все гово рили о нем. Знать, еще не всю радость выплеснули в песне. Какой то русский царь, теперь уж не помню какой, сказал однажды: «Я за два майских дождя всю Европу куплю’». Мои спутницы не хуже того царя знали истин ную цену майскому дождю — для них это и достаток в доме, и хорошее настроение мужа, и обновки к праздникам и еще мно гое, что прибавляет радости в их жизни — и потому так бурно радовались долговязо му пришельцу. Для нашей хлебной степи, то и дело страдающей от засухи, ранний летний дождь — праздник. Женщины опять запели и пели до само го Одесского, раскованно, без смущения, хотя все они, как выяснилось, были из раз ных деревень и впервые встретились здесь, в автобусе. Мне запомнились особенно сло ва из русской протяжной и грустной песни: Отец мой был природный пахарь, А я р аб о тал вм есте с ним.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2