Сибирские огни № 02 - 1971

всегда^ примут. Ишо порадуются. Я так-то Яик-городок брал. К утру чтоб Камышина на свете не было. Выжечь все дотла, золу смести в Вол­ гу. До тех пор я Стыря земле не отдам. Все взяли? Людишек с добром и со скотом... в степь выгоните. Зря не бейте —они по деревням разой­ дутся. Приказных и стрелецких —в воду. А городка такого —Камыши­ н а—пусть не станет, пусть тоже не торчит у нас за спиной. — Взяли. •— С богом. Иван, подбери людей. Сам здесь останься. Станут на­ ши пытать: куда, чего — не трепитесь много. К калмыкам, мол, сбегать. И все. Ивашка... —Степан поглядел на боярского сына,—еслив какая поганая дума придет в голову, лучше сам загодя на копье прыгай: на том свете достану. Лютую смерть примешь. Так что выбрось все плохие думы из головы. Идите. Казаки ушли. Степан остался сидеть. Смотрел вверх по Волге. Долго сидел так. Сказал негромко: — Будет вам панихида. Большая. Вой будет и горе вам. Ночью сидели в приказной избе: Степан, Ус, Шелудяк, Черноярец, дед Любим, Фрол Разин, Сукнин, Ларька Тимофеев, Мишка Ярославов’ Матвей Иванов. Пили. Горели свечи В красном углу, под образами, сидел... мертвый Стырь. Его присло­ нили к стенке, обложили белыми подушками, и он сидел, опустив на грудь голову, словно задумался. Одет был во все чистое, нарядное При оружии. Умыт. Пили молча. Наливали и пили. И молчали... Очень грустными тоже не были. Про­ сто сидели и молчали. Дед Любим сидел ближе всех к покойнику. Он тоже был нарядный, хоть грустный и задумчивый. ' ■ Колебались огненные язычки свечей. Скорбно и с болью смотрела с иконостаса прострелянная Божья Мать. Тихо, мягко капала на пол вода из рукомойника. В тишине звук этот был особенно отчетлив. Когда шевелились, наливали вино, поднимали стаканы —не было слышно. А когда устанавливалась тишина, опять слышалось мягкое, какое-то даже нежное кап-кап, кап-кап... Фрол Разин встал и дернул за железный стерженек рукомойника. Перестало капать. Степан посмотрел на дедушку Стыря и вдруг негромко запел: Ох, матушка, не могу, Родимая, не могу... Песню знали; Стырь частенько певал ее. Подхватили. Тоже негромко, глуховато: Не могу, не могу, не могу, могу, могу! Снова повел Степан. Он не пел, проговаривал. Выходило душевно, И делал он это серьезно. Не^ грустно. Сял комарик на ногу... Сял комарик на ногу,