Сибирские огни № 02 - 1971

ждения автора и героя. В повести «Пути моего духа» (1922), очень близкой «Язычникам» по внутренней, духовной теме, П. Низовой прямо заявил о своем отношении ко всякой религии вообще; «К тому, чем человечество жило тысячелетия, я подхожу чрезвычайно серьезно, с любовью, с внутренним горением, чтобы тем лучше, последней горящей головешкой, выбросить ненужное божество». Этим и объясняется, почему герой «Язычников» так пространно, подробно, до мелочей открывает свои мысли, а писатель к ним очень внимателен. Однако это еще не означает, что '-ерой выражает собственно авторское мнение. По- видимому, следует говорить о том, что автор терпим к философии героя, уходящего в чувственный мир собственного «я». Только глубокой внутренней противоречивостью мировосприятия писателя можно объяснить тот факт, что такие разные, полярные по теме, замыслу, жанру и материалу произведения, как «Язычники» и «Черноземье», были созданы почти одновременно. П. Низовой как будто не уверен, что именно он должен писать, как писать] чему отдать на заклание свое писательское перо. Роман полон размышлений главного героя, а за ним видятся сомнения автора. За спокойной тканью повествования угадывается борьба разноречивых чувств. Совсем забыть о времени, в котором живет внешне отрешенный от людей герой, П. Низовой, конечно, не мог. Герой его думает и о событиях, происходящих в мире, думает о силе, ломающей старый мир изнутри. Тогда рассуждения его перестают быть абстрактными: «Я вижу над землей зарева пожаров Кроваво рдеют они во всех частях. Но больше всего там, куда сейчас тянется мой взор. Я слышу оттуда шум, стихийное переплетение голосов и звуков металла. Это горит старый человеческий мир и отливаются новые формы будущего. Что ожидает в ближайшем будущем человечество? Крепок старый металл; много еще придется подбросить топлива, чтобы переплавить его, и много сменить плавильщиков; но конец уже недалек». Здесь и думы о будущем человечества, светлая вера в радостный новый мир, и— «стихийное переплетение голосов и звуков». Герою, а возможно, и самому автору, ворвавшаяся в мир революционная буря представляется преимущественно движением стихийных сил; этому не противоречит и то обстоятельство, как изображал в ранних произведениях П. Низовой крестьянство: в «Черноземье» и других деревенских повестях и рассказах оно часто представляет собой стихийную массу, не организованную классово. К финалу произведения наряду с отвлеченными размышлениями героя о себе и судьбах человечества все настойчивее и чаще слышатся нотки неудовлетворения собственным бездействием: «Странно провожу я время. Мои городские друзья сказали бы, что это преступно. Я, как пьяни­ ца, как мот, проматываю свои дни и вечера». Так дает о себе знать беспокойство самого автора, которого гнетет, мучит одиночество. И последние слова «языческой повести»: «город снова зовет к себе» — звучат как облегченный вздох освобождения из чудесного плена одиночества, полного великих мгновений любви. Пантеизм Павла Низового не беспрецедентен в начальной советской прозе, в крестьянской литературе — в частности. А. Неверов, например, пишет несколько неожиданные для его реалистической манеры стихотворения в прозе «Поэма о женщине», «Отрывной календарь» и другие, где также воспеваются любовь и природа в ее первозданном виде. И. Касаткин тоже обращался к природе как к чему-то счаЬи- тельному от кажущихся неразрешимыми вопросов, которые ставила перед ним действительность («Унжаки», «Лесовица» и т. п.). Вообще же «языческое» любование природой в различной степени было присуще творчеству каждого из крестьянских писателей — этой особенностью они обязаны прежде всего деревне, в которой они воспитывались, деревенской природе, которая окружала их с детства. Освободившись от «пантеистического плена», П. Низовой больше не возвращался к нему. В произведениях тридцатых годов мы уже не найдем даже следов былого увлечения, ибо сама реальная жизнь ответила на многие недоуменные вопросы писателя. «Язычники» П. Низового могут быть отнесены к жанру философского романа того времени (в его европейской разновидности). Но именно философская часть произведения наиболее уязвима и слаба. А Воронений справедливо указывал на то, что Павел Низовсй в «Язычниках» — философ «посредственный и путаный» («Красная новь», 1924. № 4, сгр. 329). К художественным же достоинствам повести должны быть отнесены прежде всею описания быта кочевого народа, его нравов, мастерски исполненные картины величавой таежной природы, полные жизненного смысла вставные притчи, органично входящие в произведение и помогающие понять строй мыслей героев, моральные принципы, которыми они руководствуются в жизни. Рядом с лирическими поэмами-раздумьями в алтайском цикле П. Низового ^стоят партизанские рассказы — «По звериной тропе», «Крыло птицы». «Пахомовка» и другие. В их основе лежат реальные события гражданской войны, когда жители горных селений, объединившись, поднялись на борьбу протиз белой армии на стороне Советской власти. Эти произведения представляют интерес как реалистические, почти документальные картины событий гражданской войны на Алтае, зарисовки быта алтайского народа. Писатель точно отбирает события, угадывает их сокровенную суть, верно отражает настроения лю'ей, вставших на борьбу за правду. Конфликт рассказа «Пахомовка», например, обострен