Сибирские огни № 02 - 1971

Разницы еще раньше принарядились—пускали пыль в глаза приш­ лым, кобенились — как же! Стырь собрал вокруг себя целую ораву, показывает, как он ходил на. Москву к царю, врет. — Оно так сидит на троне... Мишка, сядь. — Да иди ты,— отказался Мишка, молодой казак. — Где кум мой? — вспомнил Стырь.—Он тоже видал царя —пока­ жет. Дед Любим напялил на себя какие-то живописные одежды, воссел на три положенных друг на друга седла. Сделал скучающее лицо... Стал важный и придурковатый. — Ну где там эти казаки-то, мать их?! — спросил.—Давайте их су­ да, я с имя погутарю. — Не так! — воскликнул Стырь.—Давай: ты из бани пришел. — A-а!.. Добре,—Дед Любим стал отчаянно чесаться.— В баньку, нешто, сходить?.. — Да ты уж пришел! — заорали зрители. — A-a!. Ну-к... Эй! Бояры!.. Кварту сиухи мне: после бани выпью. Поднесли «царю» сиухи. Он выпил. — Ишшо. — Будя. *— Ты что, горилки царю пожалел, сукин сын?! Ты должон на колен­ ках передо мной ползать. Давай горилки! —Дед изобразил капризное «царское» величие.—Хочу кварту горилки! Хочу кварту горилки!.. Ему подали еще. Дед выпил, смачно крякнул. Плюнул. ' — Ах, хороша!.. Ну где там казаки-то? В круг неторопливо вошел Стырь, тоже черт знает в чем — в каком- то непонятном балахоне. Тоже необыкновенно важный. — Здорово, казак! — поприветствовал его «царь».— Ты чего эт в моем царстве шатаисся? Чего ты тут пронюхываешь у меня? — Прикажи мне тоже дать сиухи,—подсказал Стырь. — Э-э!..—загудели зрители.—Вы тут упьетесь, пока покажете. — Такой тикет,— сказал Стырь.—Перво-наперво вина подают. — Правда,— поддержал дед Любим.—Эй, бояры, где вы там, при­ хвостни? Дать казаку вина заморскыва. Стырю подали чару вина. Он выпил. — Ишо. Я с дальной дороги — пристал. — Дать ему! — велел «царь». — Шевелись! — прикрикнул на «бояр» Стырь.—Царь велит! Подали еще чару. Стырь выпил. — Как доехал, казаченька? —ласково спросил «царь». — Добре. — А чего ты шатаисся по моему, царству, мы желаем знать? Стырь громко высморкался из одной ноздри, потом из другой. — Чего желаете знать?.. Нелегко матерому Чертоусу смиртть гордое сердце — сразу стать под начало более молодого, своенравного Стеньки. Но велико и обаяние Разина, жестокое обаяние. Когда Степан хотел настоять на своем, он не искал слово помягче, он гвоздил словом. Он не скрывал раздражения. И это-то странным образом успокаивало людей: кто гневается, тог прав. Кто верит з себя, тот прав. Прав, кто сильнее. Не пощадил Степан старого казака: припомнил ему его паническое бегство от Москвы. Было так: Ус с ватагой военных охотников пошли