Сибирские огни № 02 - 1971

которое по виду своему напоминает покров из хлореллы на поверхности зацветших прудов, о вкусе же его сказать вообще ничего невозможно, во-первых, с непривычки, нет критериев, а во-вторых, потому, что от постоянного внутреннего напряжения вам не до вкусовых ощущений. В искусстве чайной церемонии тоже есть несколько школ, и различия между ними очень существенны. Например, адепты одной из школ утверждают, что кусочек печенья, употребляемый при чайной церемонии, надлежит съесть прежде, чем пить чай, другие же исповедуют диаметрально противоположную точку зрения: сперва выпить, потом закусить. Но, видимо, одно дело — восприятие любознательного иноземца, для которого главный вопрос — «как это делается», и совершенно другое — чувства, испытываемые человеком, прекрасно знающим все правила и их разветвленные вариации. Мне довелось присутствовать на чайных цепемониях несколько раз: от домашних, любительских, где ро.ть хозяек выполняли, при умиленном внимании старших, смущенные дочери-студентки, и кончая многосложной, профессиональней, на которую заранее продавались довольно дорогие билеты. Гости — в большинстве своем женщины — приехали на эту церемонию не только из Токио: многие — издалека. В ярких праздничных кимоно сидели они длинными рядами в застеленных циновками кори торах специального здания, терпеливо ожидая, пока отчаевничает предыдущая группа и настанет их очередь отхлебывать чай и бить покпонь:. На лицах было выражение глубокой сосредоточенности. По пустякам такого выражения не бывает. И удовлетворенность: все идет так, как надо, по правилам, выработанным много веков назад... Когда урок в школе «икэбана» (вернемся к ней!) окончен, отличившиеся ученики могут взять свои произведения домой с тем, чтобы поставить их в «токонома». «Токонома» — чуть приподнятая над полом чиша в японском доме, где обитает красота. Такие ниши обязательно существуют и в частных жилищах, и в гостиницах японского стиля. Обычно там помещается ваза с цветами, статуэтка. Там же обычно висит картина — какой-нибудь пейзаж ча узком, сверху вниз развернутом, свитке. Или — каллиграфически выполненное изречение. Или — строка из старинного стихотворения. И если бумага пожелтеет от времени, если проступят на ней разводы от сырости, если выцветет часть рисунка,— хозяин и не подумает заменять ее новой. Вот что пишет все тэт же Танндзаки: «Вешая картину-панно, мы прежде всего обращаем внимание на то, гармонирует ли она с общим тоном ниши и стен... Чем же именно гармонирует с комнатой такое панно, само по себе не обладающее особенными достоинствами’ Элементом гармонии является всегда «цвет давности», которыми отмечены фон картины, цвет туши и измягость окантовки «Цвет давности» поддерживает соответствующий баланс с темнотою ниши или комнаты. Когда мы посещаем знаменитые храмы Киото или Нара, нам показывают сокровища этих храмов- панно, висящие в глубоких нишах их больших аудиторий. Очень часто в этих нишах даже днем царит полумрак, меш тющий разглядеть рисунок панно, и лишь слушая объяснения гида, по полустертым следам туши, представляешь себе, как прекрасна был? картина-панно. И то, что время наложило свою руку на эту старинную картину, совсем не лишает целостности ее гармонии с полутемной нишей, даже наоборот: как раз сама неясность картины и дает это прекрасное сочетание... Картины новые, будут ли они написаны тушью или же исполнены в бледных тонах акварелью, безразлично, при неудачном выборе могут только испортить теневой эффект ниши..» Часто в нише можно увидеть простой, необработанный камень. Сочетание детальной регламентации и предельной естественности — характерное качество японского «кодекса красоты». Может быть, именно на этом «внутреннем конфликте» держится в значительной мере его своеобразие. Так или иначе, творчество художника по имени Природа, во всем многообразии жанров, пользуется с давних пор глубоким и прочным уважением. В одном из городов области Тохоку мне довелось однажды забрести на