Сибирские огни № 02 - 1971

Вдоволь наглядевшись на клены, «охотники» направляются созерцать творения рук человеческих: старинные храмы. В одном из них предметом паломничества служит статуя буддийского святого, вырезанная некогда из живого дерева — корни его и поныне глубоко в земле В другом— зал «поющего .дракона»: если, остановившись а строго определенной точке, хлопнуть в ладоши, раздается причудливое многократное эхо; если вы хотите, можете поверить, что это «поет» дракой, изображенный на пот толке. Знамениты «Ворота Целого дня» — говорят, для того, чтобы рассмотреть в деталях всю резьбу, которой украсили их старинные мастера, нужно провести здесь целый день, не менее. А когда сгущаются сумерки и резные фигуры становятся неразличимы, зажигаются вдоль аллеи желтые крупные фонари, тоже старинной формы, и вот это как раз и есть, пожалуй, самое красивое. Японию называют, как известно, Страной Восходящего Солнца, но мне почему-то показалось, что лучшее время суток в этой стране — все-таки сумерки. С желтыми фонарями. Я обрадовался, узнав, что такое мое ощущение по крайней мере не случайно. Профессор Иосидзо Нодзаки, театровед, руссист, окончивший в свое время театральный институт в Ленинграде, подарил мне русский перевод известного эссе Дзюнъитиро Танидзаки «Похвала'тени» Написанная в те годы, когда начавшееся широкое внедрение электричества и другой бытовой техники заставило по-новому посмотреть на многие предметы повседневной жизни, «Похвала» может считаться энциклопедией традиционного японского вкуса. Поскольку в нашей стране она никогда не публиковалась, я позволю себе привести здесь несколько пространных цитат из этого произведения. «Во всякою рода художественных изделиях,— пишет Танидзаки,— мы отдаем свои симпатии тем цветам, которые представляют как бы напластование тени, в то время как европейцы любят цвета, напоминающие нагромождение солнечных лучей. Серебряную и медную утварь мы любим потемневшей, они же считают такую утварь нечистой и негигиеничной и начищают ее до блеска. Чтобы не оставлять затененных мест в комнате, они окрашивают потолок и стены в белые тона. При устройстве сада мы погружаем его в густую темь деревьев, они же оставляют в нем простор для ровного газона...» Несколько ранее автор произносит восторженный панегирик японской столовой посуде из лакированного дерева; «...прелесть лакированной посуды немыслима без одного привходящего условия, «темноты». В наши дин появилась лакированная посуда белого цвета, но в старое время обычным цветом ее был черный, коричневый или же красный — цвет ряда наслоений темноты, естественно родившийся из окружающею мрака. Когда смотришь при дневном свете на лакированные блестящие шкатулки с яркой золотой росписью, либо на такие же настольные пюпитры для книг и этажерки— они кажутся безвкусными, лишенными спокойной солидности, иногда даже мещански пошлыми. Но попробуйте заменить окружающий их дневной свет темнотою, попробуйте направить на них не лучи солнца или электрических ламп, а слабый свет японскою светильника «тоомео», либо свечи, и вся эта •кажущаяся безвкусица спрячется куда-то глубоко на дно,— вешь будет выглядеть строго и солидно. Несомненно, что старинные мастера, покрывая вещи лаком и нанося на них золотой узор, всегда имели в виду эту темноту комнат и предвидели тот эффект, который должны дать лакированные вещи при слабом свете..» И далее, уже не просто об эстетическом любовании лакированной посудой, а о том, как приятна она в повседневном пользовании: «Я ничего не люблю гак. как эту живую теплоту и тяжесть супа, ощущаемые ладонью сквозь стенки лакированной суповой чашки, когда берешь ее в руки. Ощущение это подобно тому, когда держишь в руках нежное тельце новорожденного младенца... Когда я сижу перед лакиро