Сибирские огни № 02 - 1971

никакой разницы. Те же корни, ухабы и древесные стволы, затененные густой хвойной кроной. Потом просека раздвинулась, стала шире, по (5бочинам попадались сваленные деревья. Еще немного пути, и мы остановились на большой поляне. Геометрически правильные контуры выдавали ее искусственное происхождение. Тут и там в беспорядке валялись деревья. Парни с бензопилами и топорами в руках хлопотали над ними. Тут же сновал трактор, собирая голые стволы в огромный штабель. Следом бульдозер подгребал сучья. Чуть поодаль лязгал челюстями экскаватор, выгрызая грунт для площадки. А за ним, еще дальше, виднелась готовая ее часть, гладкая и ровная — хоть сегодня вези трубы и рой траншеи. Поверить трудно, что совсем, недавно здесь стояла такая же, как и вокруг, могучая тайга. Двойственное чувство оставляет внушительная картина лесного сражения. И жалко длинностволых красавцев, и радует этот парад современной техники, которая прислана в девственную,тайгу, в конечном счете, для блага людей. Лавируя между поверженными соснами, мы вышли на чистую площадку. Николай Иванович ускорил шаги, да так, что запа- русили полы плаща. Невысокий, быстрый, похожий чем-то на мальчишку с ранней сединой в шевелюре, он вел меня точно к намеченной цели. Цель эта скоро объявилась. Едва мы поднялись на небольшой пригорок, вблизи показалась река. Еще несколько десятков метров, и Матюнин остановился: — Приехали. Вот он, Казым. Некрутой спуск к реке густо зарос талом и багульником. Вода катилась медленно, волоча откуда-то с болотистых верховий мелкую ряску. Ее поверхность то и дело рябили всплески — рыба играет. На противоположном берегу игольчатой стеной стояла тайга. От всего этого веяло ровной умиротворенностью. Тихо на Казыме. Надолго ли? От механика участка подводных работ, молодого инженера Виктора Агарнова, с которым мы встретились в селе Перегребном, я уже знал, что со дня на день сюда должны прийти водолазы, сварщики, строители. В моем блокноте остался набросанный Виктором чертежик здешней поймы. Словно слоеный пирог, чередуются отрезки воды и суши. Вначале сам Казым, потом его протока, старица, новая протока. И, наконец, Сарум-Казым — то ли самостоятельная река, то ли большой рукав главного русла. И все это на расстоянии девяти километров. Трудные будут километры. И я представил себе, как на противоположном берегу в конце концов расчистят широкий прогал в тайге. Бульдозеристы срежут берег, на котором мы сейчас стоим, и веселые парни в скафандрах прогуляются по дну нелюдимого Казыма. Они вынесут из воды не старожительницу-рыбешку, не затонувшую корягу, а стальное русло иной реки, что пройдет поперек нынешней. Эту реку, построенную человеком, назовут газопроводом Надым — Пунга. Тихо на Казыме. Надолго ли?.. Мы возвращались назад, совершая тот же утомительный автокросс. Наконец, Николай Иванович ловко обогнул последнюю сосну. Мы не были в поселке землеройщиков всего несколько часов, но и за это время микрорельеф его изменился. Машина остановилась точно на старом месте — вот и плита с трубой, и безоконная столовая, и походная конторка с металлическим крылечком. Откуда же взялся этот вагончик, удлинивший собой едва оформленную букву «П» — традиционный рисунок временных селений трассовиков? — Вроде, мы уезжали, его не было? — Вчера на барже привезли,— без особого выражения сообщил Матюнин. И уже с оттенком озабоченности добавил: — Вечером заселять будем. Вот уж обид не оберешься — тесно пока живем. Хорошо бы, по щучьему велению, по нашему хотению, сразу все вагончики на место доставить,— он вздохнул.— Хотенье есть, щук тоже много. С веленьем что-то не получается. И пошел вокруг вагончика, жестами цыгана на ярмарке охлопывая его железные бока. Я поплелся следом. И вдруг остановился — на зеленой обшивке было четко выписано мелом: «Коля.+Та«я = Люб». Так и недописано — видимо, кто-го спугнул торопливого автора, украдкой выводившего эту древнюю, как мир, формулу. Кто знает, может быть, они когда-нибудь появятся на Казыме, наши Коля с Таней, выросшие дети трассы. Появятся и взволнованно улыбнутся старому знакомцу. ДВОЕ НА ВЫШКЕ Хоть не слишком часто, но случаются на буровой такие счастливые вахты, когда все идет гладко. И насосы не барахлят, и глинистый раствор хорош, и само долото мерно жует кремнистый глубинный песок. Приложишь ухо к подрагивающему четырехграннику верхней трубы— ее попросту называют квадратом,— услышишь, как урчит внизу турбобур, словно огромное доброе животное. В такие часы только у бурильщика есть работа — от лебедки не оторвешься. Остальные рабочие вахты, согласно буровому журналу, занимаются профилактическим ремонтом, а зачастую просто покуривают, ведя приятные разговоры. Так было и в гот день. После недельной пурги установилась спокойная погода с легким морозцем. Солнце только недавно вырвалось из плена полярной ночи, и еще холодные лучи его несли радо-