Сибирские огни № 02 - 1971

ре» кажется даже хрупким. Но только до той поры, пока не увидишь, как он, голый по пояс, обтирается снегом — мускулистое, отлично тренированное тело. Лицо у Павла скульптурное: скулы четко вылеплены, глазницы глубокие, нос прямой. Выражение лица замкнутое. Да Агаев и на самом деле молчун — каждое слово из него впору его же лебедкой вытягивать. Бурильщик на вахте — главная фигура. Он управляет мощной лебедкой, опускает в глубь земли многотонную бурильную колонну. Стоит ошибиться, и пойдет насмарку труд многих людей, сотни тысяч рублей государственных денег. Потому так важно бурильщику быть внимательным, точным в движениях и решительным. Во всех этих качествах Агаеву не откажешь. Трудяга он безупречный. Но бурильщик еще и командир вахты. А вот это Павлу —- нож острый. Ему гораздо легче сделать что-то самому, чем отдавать распоряжения другим. Чего греха таить, кое-кто из нас этим пользовался. Порой, бывало, Агаев один копошится у механизмов, на морозе, пока парни из его вахты «травят баланду» в теплой дизельной. Разговориться с Павлом нелегко. А разговорившись. узнаешь трудную судьбу мальчугана военной поры: смерть близких, немецкие колонны на родных улицах, нестерпимый голод, нищенская сума на плече. Беды ожесточили юное сердце — по-моему, оно не отошло до конца и поныне, хотя у Павла теперь и семья добрая, и работа любимая... Учиться по-настоящему ему так и не пришлось — опять же трудные военные и послевоенные годы. Но этой мечты он не оставил. Все собирался в родные кубанские места, хотел поступить в вечерний техникум. Может, сейчас он уже приближается к заветному своему рубежу, давненько не встречались... Совсем другой характер у дизелиста Ивана Сафронюка. Сам-то он называет себя «двадцать два несчастья»— вечно во всякие истории попадает. То в поселке накуролесит, то потеряет что-то. Но я, пожалуй, не видал другого человека, который так легко переносил бы тычки фортуны. Тучи над ним сгущаются, сгущаются — глядь, и прошли. Опять Иван весел и беззаботен. Машинное отделение на буровой — впору иному небольшому заводу. Мощные дизеля, электростанция «Кашка», система топливного питания — заботы хватает. Иван вечно замазучен, рыжеватое ухмыльчатое лицо лоснится. Вернувшись после работы в балок, любит картинно пожалобиться: — Ну, чего меня мама таким глупым родила? Ходил бы себе чистый, при галстучке. А тут и к свадьбе не отмоешься. — Не горюй,— с притворным сочувствием откликается помощник бурильщика Петро Дудка.— Мы тебе на свадьбу швейную машинку подарымо. В балке и поставымо. Намек понятен Дело в том, что Сафро- нюк по профессии портной, в таком качестве и на Север приехал. Портной хороший, со вкусом, всех районных модниц обшивал. И заработки приличные и знакомства полезные. А вот же, затосковал парень. Бросил все и на буровую подался. Здесь и почувствовал себя, как рыба в водё. Что самое удивительное: найдя себя на буровой, он, уже по-любительски, охотно занимается прежним ремеслом. Каждого из нас чуть ли не уговаривает: — Купи материал, штаны сошью. — Мени галифе сваргань,— это уже, конечно, Дудкин голос.— С такими карманами, шобы по дви пивлитра в каждый влизалы. Пришло время рассказать и о Петре Дудке, главном балагуре и общем любимце вахты. Впрочем, сначала один случай, услышанный мною уже из вторых уст. Однажды в бригаду приехал корреспондент местной газеты. Геологоразведка на Севере — дело новое, парень прежде на буровой не бывал. И нарвался на Дудку. Тот с первого вопроса гостя определил уровень его технических познаний. — Скажите, где ротор? — Пошлы, покажу,— Дудка полез на вышку. Подниматься на 42-метровую высоту по шаткой деревянной лестнице с непривычки довольно тяжело. Но вот кое-как, с остановками, забрались на самый верх — на площадку кранблока. Представьте себе реакцию корреспондента, когда Петро, перегнувшись через перила, показал пальцем на то самое место, откуда они начали восхождение — почти всю площадку занимал массивный стальной крут. — Во-он, ротор. ...Я только поступил на буровую в новом для себя рабочем качестве и, еще не выходя на вахту, пришел осмотреться. — Берегись! — послышалось откуда-то сверху. Надо мной мелькнула тень, которая обернулась вдруг в долговязого, длиннорукого парня с черными насмешливыми глазами.— Откуда ты такый, дядя? — он критически оглядел мою подозрительно чистую робу. Признаться, я был в замешательстве, пог ка не сообразил, что к чему. Наконец догадался: сей призрак, нарушая все существующие правила техники безопасности, лихо соскользнул с площадки верхового по оттяжке, которой крепится вышка. И вот уже стоит передо мной, снимая рукавицы-вер- хонки, почти насквозь протертые тросом. — Петро Дудка, прошу любыть и не жа- ловатысь,— торжественно провозгласил он с заметным украинским акцентом и церемонно подал не чересчур чистую руку. Общий язык с «земелей» мы нашли довольно быстро (земляком он называл всякого, кто хотя бы в отпуске побывал на Украине). А. потом я более подробно узнал его короткую, но достаточно бурную биографию. Семья у Дудки была, как принято говорить, неблагополучной, и живой парнишка с детства был предоставлен сам себе. С седьмого класса он: проводил школьные