Сибирские огни № 01 - 1971

между собой Корней и Алена, первые к нему пробьются голодранцы и уж, конечно, постараются — напоют в уши. Нажалуются. Атаман добр до глупости, готов приветить любого голодранца, а они — рванина, сво­ лочь— всем скопом кинутся жаловаться ему. Атаман столь же добр, сколь крут и неудержим в гневе. Ему, раннему богоискателю, правдо­ искателю и заступнику, до слез, до бешенства чувствующему боль сла­ бого в этом мире, как свою боль, ему много не надо: покажи, кто обидел. И пойдет... ж — И наше, наше с тобой, Алена, святое дело — не допустить бе­ ды,— говорил Корней, искренне озабоченный. Он знал, что Степану чу­ дом каким-то Удалось провести через Астрахань войско, сохранить ору­ жие и добро, и еще разузнал войсковой, что войско свое Степан не соби­ рается распускать. Узнал он это, когда разинцы были еще в Царицыне.— Перед богом и царем ответ держать будем, Аленушка. Ты к ему ближе всех, с тебя и спрос потом особый: кровь прольется, а грех — на твою невинную душу падет: могла удержать. Вот он и спрос весь. Для чего он казаков не хочет распускать? Чего задумал? Мир-то стоит до рати, а рать — до мира. Ох, Алена... — Да как его удержать-то? Как? Иль ты не знаешь его? — Знаю. А вот, как удержать, не знаю. И посоветовать не знаю как. Знаю только: быть беде. Для чего он войско не хочет распускать? На ко­ го держит?.. Позже, когда Степан сел в Кагальнике и стал окапываться, Корней утвердился: беда будет. И тогда-то уговорился с Аленой: пусть она за­ манит Степана в Черкасск, а там старый, мудрый Корней постарается как-нибудь отговорить крестника от худых дел. Вот она теперь и везла Степана в Черкасск. Но только прав был и Степан: жила в Алене огромная, всепожираю­ щая любовь, и не будь ее, этой любви, никакому Корнею, будь он триж­ ды опытный и хитрый, не подействовать бы на нее: Алена хотела удер­ жать Степана возле себя, для себя, для счастливой спокойной жизни. Ради этого она и не на такой сговор пошла бы. И когда сегодня решила она узвать Степана в Черкасск, то в ней, правда, родилось неодолимое желание «пройтись по улице, постоять у ворот». Желание это все росло и выросло в такую нетерпеливую страсть, что она временами стала за­ бывать, зачем она везет мужа в Черкасск, к кому. К себе она везла его, к себе — к молодой, любящей. В ту давнюю-давнюю пору везла его и се­ бя, когда она, вырученная с дитем из ненавистного плена, ждала у тех самых ворот, у вереи, своего спасителя и мужа, которого боготворила, целовала следы ног его. Ждала из похода или пирушки, хмельного, ждала и обмирала от любви и страха — как бы с ним не приключилась беда какая. Дурной он в хмелю, а на походе о себе не думает, не бере­ жет. Туда везла его теперь Алена, в ту желанную пору: не забыл же он все на свете с этими походами своими проклятыми, с войной. А забыл, то пусть вспомнит. А Корней... Корней свое дело сделает — он умный. Так и надо: со всех сторон надо обложить неугомонного атамана, чтоб он, куда ни повернулся, везде бы видел: он нужен, он любим, он в поче­ те, в славе. Чего же еще? Он будет войсковым атаманом — кто еще? Он будет богат... Неужели голодранцы сильней нас? Луна поднялась над степью и висела странно близко; у Степана раз-другой возникало тоже странное желание: повернуть к ней коня и скакать, скакать — до хрипа конского, до беспамятства — и хлестнуть ее плеткой, луну. Он засмеялся. Алена посмотрела на мужа. — Чего ты, Степушка? — Поглядеть на нас с тобой этой ночью со стороны — два ушкуйни-