Сибирские огни № 01 - 1971
ногу. Стенька услышал, как тишину ночи прорезал страшенный, щемя щий душу женский крик... Он сдуру побежал туда и стал звать брата. Он испугался. Стеньку узнали по голосу, и узнали, кто нырял,— Ванька Ра зин. А схватил он не Нюрашку, а, как на грех, схватил казачку постар ше, Феклу Миронову, и без того-то заполошную, а тут... Тут она выдала свой древний крик и сникла в воде. Ее вытащили на берег полуживую. Костька Миронов, муж Феклы, ночью же и пошел к Тимофею Разе — тре бовать судилища над сорванцами. Тимофей принял было к сердцу упрек и укоры Константина, вознамерился учинить расправу сынам, как толь ко они заявятся домой... но Константин разошелся в обиде и забрал высоко: — Наплодили живодеров каких-то! Они эдак голову кому-нибудь открутют — шастают по ночам-то. Чего по ночам шастать? — Если она у тебя припадочная, то теперь и купаться в реке не моги? — сдержанно спросил Тимофей. — Купаться!.. Он же, гаденыш такой, под их нырял! Купаться... — А ты чего это к гаду пришел жалиться? Рази ж гад тебя может понять? Гаденыш-то — от гада. — И то смотрю — гады. Вся порода гадская — на ножах ходите. — Зачем нож?.. С крыльца-то я и так сумею тебя спустить, без ножа. Поругались. На прощанье Костька пригрозил: — Я сам с имя управлюсь1 Я им ходули-то повыдергаю! — Это — как выйдет,— сказал Тимофей.— Спробуй. Костька пробовал. Не вышло. Не смог. Костька Миронов погиб вместе с Иваном Разиным в польском по ходе в 1665 году. Память о том роковом походе была свежа, ныла и кро воточила раной под сердцем. И теперь видел Степан... Мучился прокля тым видением: брата Ивана, головщика, и его есаулов, связанных, ведут к суковатой сосне. Иван шагал твердо, кривил в усмешке рот: никто не верил, что казаков повесят, и сам Иван не верил. Весь проступок каза ков был в том, что они — по осени — послали горделивого князя Долго^- рукого к такой-то матери, развернулись и пошли назад — домой: зимой казаки не воевали. Так было всегда. Так делали все атаманы, участво вавшие в походах с царевым войском. Так поступил и Разин Иван. Князь Юрий Долгорукий догнал мятежный отряд, разоружил... А головщика принародно, среди бела дня повел давить. Это было невероятно, поэтому никто не верил. Иван сам влез на скамью, ему надели на шею веревку... Только тут стали догадываться: это не нарочно, не попугать, это — казнь. Долгорукий был здесь же... Иван в последний момент с тревогой глянул на него, спросил: «Ты что, сука?» Князь махнул рукой, скамью выбили из-под ног Ивана. Так было... И теперь Степан, как закроет гла за, видит страшную муку брата — бьется он в петле, извивается всем телом И Степан скорей куда-нибудь уходил с глаз долой — чтоб не ви дели его муку, какая отражалась на его лице. , «Славный царь! . Славные бояре. Славный князюшка Долгорукий! Махнул белой рученькой — и нет казака. Вот как!» Степан стиснул зубы и весь напрягся, как если бы он выворачивал эту «белу рученьку» из князюшкина плеча. Он пошел в свой шатер на струге. Долго еше гудел лагерь Но все тише и тише становился этот гул, все глуше. Только самые крепкие головы не угорели вконец; там и здесь у затухающих костров торчали малые группы казаков, о чем-то невнят но беседующих. Храп стоял по всему берегу. Спали — где кто упал.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2