Сибирские огни № 01 - 1971
— Да ведь и мы не с голыми руками! — Нет, князь, на стрельцов надежа плоха,— сказал Львов,—Шат нутся. А пушки бы и струги, если б отдали,— большое дело. Через Цари цын бы бог пронес, а на Дону пускай друг другу глотки режут — не на ша забота. И спрос не с нас. Что ж, Иван, так плохи стрельцы? — спросил воевода Красулина, стрелецкого голову. — Хвастать нечем, Иван Семеныч,— признался тот.— Самое безвре менье: этих отправлять надо, а сменщики — когда будут! А скажи этим, останьтесь: тотчас мятеж. Князь Михаил, молчавший до этого, по-молодому взволнованно за- говорил: — Да что же такое-то?.. Разбойники, воры, государевы ослухи!.. А мы с ими ничего поделать не можем. Стыд же головушке! Куры засме ют— с голодранцами не могли управиться! Дума моя такая: привести к вере божьей, отдать по росписям за приставы — до нового царева указа. Грамота — она годовалой давности. Пошлем гонцов в Москву, а разбой ников пока здесь оставим. — Эх, князь, князь...— вздохнул митрополит.— Курям, говоришь, на смех? Меня вот как насмешил саблей один такой голодранец Заруцкого, так всю жизнь и смеюсь да головой трясу — вот как насмешил, страмец. Архиепископа Феодосия, царство ему небесное, как бесчестили!.. Это кара божья! Пронесет ее — и нам спасенье, и церкви несть сраму. А мы сами ее на свою голову хочем накликать. — Что напужал тебя в малолетстве Заруцкий — это я понимаю,— сказал Иван Семеныч.— Да пойми же и ты, святой отец: мы за разбой ников перед царем в ответе. Ведомо нам, что у его, у злодея, на уме? Он отойдет вон к Черному Яру да опять за свое примется. — Дело к зиме — не примется,— вставил Иван Красулин. — До зимы ишо далеко, а ему долго и делать нечего: стренут кара ван да на дно. Только и делов. — Да ведь и то верно,— заметил подьячий,— оставлять-то их тут неохота: зачнут стрельцов сманывать. А тогда совсем худо дело. Моя ду ма такая: спробовать уговорить их утихомириться, оружье покласть и рассеяться, кто откуда пришел. Когда они в куче да оружные, лучше их не трогать. — А к вере их, лиходеев, привесть! По книге. В храме господнем,—• сказал митрополит.— И пускай отдадут, что у меня на учуге побрали. Я государю отписал, какой они мне разор учинили...— Митрополит достал из-под полы исписанный лист.— «В нынешнем, государь, во 177-м году августа против 7 числа приехали с моря на деловой мой митрополей учуг Басагу воровские казаки Стеньки Разина с товарищи. И будучи на том моем учуге, соленую каренную рыбу, и икру, и клей, и вязигу, и жир — все без остатка пограбили и всякие учужные заводы медные и железные, и котлы, и топоры, и багры, и долота, и скобели, и напарьи, и буравы, и неводы, и струги, и лодки, и хлебные запасы — все без остатка побрали. И, разори, государь, меня, богомольца твоего, он, Стенька Разин с това рищи, покинули у нас же на учуге, в тайке заверчено, всякую церковную утварь и всякую рухлядь и ясырь и, поехав с учуга, той всякой рухляди росписи не оставили. Милосердный государь царь и великий князь Алексей Михайлович, пожалуй меня, богомольца своего...», Вошел стряпчий. — От казаков посылыцики. — Вели,— сказал воевода.— Стой. Кто они?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2