Сибирские огни № 01 - 1971
образованием государства. Издан был новый Полицейский Устав, испол нителем коего определен был князь Македонский». «Милосердие и человеколюбие были отличительными чертами души царевой...» 4 Утром, чуть свет, бабахнули все пушки первого российского боевого корабля «Орел», стоявшего у астраханского Кремля... С флотилии князя Львова ответили. Разницы, не долго думая, зарядили свои и тоже выстрелили. Первыми плыли струги Львова, за ними, на расстоянии, правильным строем шли разницы. — Не понимай, мы кого встречайт: князь Льфоф или Стенька Ра син?— спросил капитан корабля Бутлер воеводу Прозоровского (они были на борту «Орла»). Тот засмеялся: — Обоих, капитан! Живы-здоровы — и то слава богу.— Он подозвал к себе приказного писца и стал говорить, что сделать: — Плыви к кнйзю Семен Иванычу, скажешь. Стеньку проводить к Болде, пусть там стоит. Сам князь после того пускай ко мне идет. Наши стружки пусть здесь по ставит. И пускай он Стеньке скажет, чтоб казаков в городе не было! И наших к себе пусть не пускают. Никакой торговлишки не заводить! — Винишко как? — подсказал бойкий пищик. — Винишко?.. Тут, брат, ничего не поделаешь: найдутся торговцы. Скажешь князю, чтоб у Болды оставил наших стругов... пять— для при гляду. Понадежней стрельцов пускай подберет, чтоб в разгул не пусти лись с ворами. Разинские струги сгрудились в устье речки Болды, повыше Аст рахани. На носу атаманьего струга появился Разин. — Гуляй, братцы' — крикнул он. И махнул рукой. Не мало тысяча казаков сыпануло на берег. И пошло дело. По всему побережью развернулась нешуточная торговля. Скорые люди уже поспели сюда из Астрахани — с посада, из Белого города, да же из Кремля. Много было иностранных купцов, послов и всякого рода «жонок». В треть пены, а то и того меньше переходили из щедрых ка зачьих рук в торопливые, ловкие руки покупателей саженной ширины дороги, зендень, сафьян, зуфь, дорогие персидские ковры, от коих глаза разбегались, куски кармазина, миткаля, кумача, курпех1 бухарский; узорчатый золотой товар, кольца, серьги, бусы, цепи, сулеи, чаши. Наступил тот самый момент, ради которого казак терпит голод, хо лод, заглядывает в глаза смерти .. Трясут, бросают на землю цветастые тряпки, ходят по ним в знак высочайшего к ним презрения. Казак особенно почему-то охоч поспорить в торговом деле с татарином, калмыком и... с бабой. Вот знакомый наш Кондрат. Раскатал на траве перед бабами дра гоценный ковер и нахваливает Орет: — Я какой? Вона! — показал свой рост.— А я на ём два раза укла дываюсь. Глянь: раз! — Лег.— Замечай, ветрихвостые, а то омману.— Вскочил и улегся второй раз, раскинул ноги.— Два! Из-под самого шаха взял. 1 К у р п е х — каракуль.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2