Сибирские огни № 01 - 1971
чтобы похоронить потом в общей могиле. К несчастью, не обошла смерть и хозяи на моей квартиры. Вместе с его женой мы отвезли Антона Яськова на кладбище. Де лать гроб, рыть могилу было некому, и мы уложили его тело в штабель. Заболел и Татаренко. По-видимому, слово «тиф» гвоздем засело в его больном мозгу, поэтому записку ко мне он изложил так: «Уважаемый Тиф! Я заболел, зайди те, пожалуйста, в управу». С мокрой повязкой на голове он лежал в каморке сторожа. Когда я пришел, он был еще в сознании: — Ну вот, заболел. Что делать? Разгра бят тут все без меня но все же мы уговорили его отправить ся с попутной подводой в деревню Корчу- ганово, откуда Татаренко был родом. На другой же день прибежал ко мне старик сторож: — Они там все бьют, ломают. Бумаги повытаскали и раскидали. Я пробовал уре зонить, так на меня — с наганом! Не без страха входил я в управу и под нимался на верхний этаж. Да. тут был на стоящий погром. Шкафы и архивная ком ната стояли открытыми, на столах, на по лу в беспорядке валялись бумаги — посе мейные списки, метрики, ревизские сказки... Четверо колчаковцев сидели за столами и что-то выскабливали лезвиями безопасных бритв. Стараясь не выдавать своего любо пытства, я пригляделся и помял: они под делывали паспорта, используя для этого старые бланки, вырванные из дел. — Вы кто? — оторвавшись на миг от своего занятия, спросил меня один из воен ных. Взгляд его и тон вопроса не предве щали ничего хорошего, поэтому я счел за благо не называть свою должность: — Да местный я, топкинский... — А что тут ходите? — Брата ищу. В армии он и сообщал, что их часть скоро будет здесь. А вот нету. Может, среди больных где? Он подозрительно посмотрел на меня и тут же принялся за свою работу, пробор мотав: — Ну, ищи. Много их тут валяется. Так, ничего не сказав им, я спустился к сторожу. Ночью кое-как мы все же подо брали бумаги и спрятали их среди хлама. Запомнилась встреча еще с одним кол чаковцем. В доме у нас останбвился пол ковник. Его часть ждала; подводы, а их не было. Но он, по-видимому, и не спешил и даже своего денщика выпроводил куда-го. Несколько раз заходили к нему солдаты, что-то спрашивали, но он говорил им одно и то же: — Обращайтесь к капитану. Ему даны все указания. И, оставшись один, тянул из фляги ка кую-то жидкость, закусывая ломтиками -свиного сала. Временами он делал несколь- го шагов по избе, а потом садился и надол го задумывался. В таком состоянии он провел весь день и всю ночь. А утром, когда его часть гото вилась уходить, он где-то на улице застре лился. Однажды я проходил мимо бездейство вавшей последние дни станции. Легкая по земка разгуливала по занесенным снегом пристанционным путям. Далеко в тупике стояла единственная ветхая теплушка. В другом кон^е наполовину занесенный снегом маячил паровоз. Из его трубы чуть- чуть струился дымок. Я подошел поближе, окликнул машиниста Григория Марычева, которого знал давно. — Для чего дымишь? — спросил я ёго. — А как же! Не поддерживать тепло — вода застынет, и пропал паровоз, котел разорвет. А паровозу еще служить да слу жить. И спустить воду тоже нельзя — мо жет, вот-вот понадобится машина-то... Понятно было, на что намекает старый машинист. Паровоз нужен Советской вла сти, Красной Армии, которая уже теперь не за горами. В здании вокзала были распахнуты две ри и ветер гонял по полу клочки бумаги, ворошил охапки сена, на которых, говорят, умирали брошенные своими больные колча ковцы. Трупы подобрали и свезли на клад бище, но тяжелый воздух еще чувствовал ся в этом помещении, несмотря на сквоз няки. В зале ожидания висел хорошо сохра нившийся плакат весьма воинственного со держания: «О С Т А Л О С Ь : * Генералу Юденичу и его войскам до Петрограда — 12 верст. Освободительной армии генерала Деникина до Москвы — 200 верст. А трусам бежать до Владивосто ка — 8000 верст». На противоположной стене красовался другой ллакат — два рисунка с подписями. Слева был изображен вор со связкой клю чей и отмычек, взламывающий сейф и трус ливо оглядывающийся назад. Справа — тот же человек, но уже преобразившийся — напыщенный и важный, с начальственным взглядом. Под левым рисунком двустишие: Вот он. гляньте, на «работе»-. Словно заяц он дрожит... Под правым — другое: А теперь в большом почете: В комиссарах состоит. Первый плакат, по мысли колчаковских пропагандистов, должен был помочь им удержать фронт, а второй — опорочить со ветских руководителей. Я стоял посреди пустого зала и думал: как жестоко посмеялись сами над собой ав торы этих незадачливых плакатов! Еще одно здание было на станции, это — депо. Но оно стояло закрытым. Я знал, что белогвардейцы недавно схва тили и расстреляли нескольких железнодо рожников, заподозренных в связях с боль шевиками, а оставшиеся рабочие, возглав-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2