Сибирские огни, 1970, № 12

всегда находил время для моих игр, радовался моей радости, утешал меня в печали. Он тоже нередко был удручен и очень одинок. Но у него было доброе сердце. Дженни вздохнула и продолжала: — Каждый для себя, с самим собой, наедине со своей радостью, наедине со своими заботами. Все бегут наперегонки, и никто не знает, куда. И вот появился ты. Ты вмешался просто потому, что хотел помочь. Я тебя еще совсем мало знаю, но когда я с тобой, у меня становится тепло на душе. Она улыбнулась ему. Ее лицо залилось нежной краской. «Она совершенно права,—думал Джек.—Мы живем в стране, перенаселенной людьми, и все-таки дьявольски одиноки... Разве кто-нибудь интересовался тобой, когда ты жил в захудалой студенческой каморке? Кто-нибудь спросил, где тебе наскрести денег, чтобы заплатить за обучение? Не до тебя было и Джону Форману. А девушки? Они делили с тобой постель, но не сердце. Первая, сказавшая тебе, что ты ей нужен, встретилась здесь, в этой комнате». Он мягко прикоснулся к руке Дженни. — И ты нужна мне, Дженни. Но доверие за доверие. Расскажи мне все. — Все началось с разговоров о бункере,—решительно начала Дженни.—Отец заразился страхом перед атомной войной. Да и мать не давала ему покоя: уж очень ей не хотелось отставать от других. Отказались от страхования жизни, взяли мои сбережения. Отец превратил ночь в день, иногда по неделям не являлся домой, брал сверхурочные работы, спал в бюро. А к концу недели становился очень раздражительным, дома начались споры и ссоры. Нервы окончательно сдали. Только так можно объяснить то, что произошло потом... Она замолчала. Глаза, мокрые от слез, в выжидании смотрели на Джека. Джек взял ее за руку: — Ну, и что потом? — Ты был в Гейберне во время учебной тревоги?—шепотом спросила она. Он кивнул и с, отвращением вспомнил вой сирен, панику на улицах, ночи, когда он без сна лежал в своей комнатке, с трудом подавляя нервное возбуждение, которое, как эпидемия, распространялось по всему городу. — Отец тогда совсем потерял голову,—тихо сказала Дженни,—в первую же воздушную тревогу стал как ненормальный и все пытался загнать нас в бункер. Но так как Па не мог идти с нами, мы оставались дома. — Как так не мог идти?—недоуменно спросил Джек. — Бункер рассчитан только на трех человек. Фирма «Армко Стиль» это особо оговаривает. Я не знаю, в чем там дело, наверное, в притоке свежего воздуха, в воде и запасах... — Это же безумие,—воскликнул Джек.—Ведь была всего лишь учебная тревога... — Ну и что же,—возразила Дженни.—Газеты и телевидение подчеркивают, что учебная тревога должна проводиться, как настоящая. И кроме того, мы подумали... Она умолкла и закрыла лицо платком. — Дальше,—настаивал Джек, уже предчувствуя что-то страшное.—Что вы подумали?— Последнюю тревогу мы приняли за настоящую,—прошептала она.—Отец заразил страхом нас всех. Он был как безумный. И Па испугался, и стал просить, чтоб его тоже взяли в убежище... Он настаивал. И тогда... Это было ужасно.—Она запнулась и затем выпалила скороговоркой:—Тогда отец схватил Па за горло, начал душить и ударил. Джек в испуге вскочил, забыв о незажившей ноге. — Где это было? — У нас в комнате. — Что произошло потом? — Л\ы с мамой побежали к бункеру. Джек схватил Дженни за плечо. — Вспомни все точно! Сколько времени твой отец оставался дома?