Сибирские огни, 1970, № 12

Я курю, я смотрю на родные дома. Вот он — тот, где любовь я оставил свою. Ты скажи, ну, чего ты нашел, человек. Столько троп обойдя в чужедальнем краю! Юность, юность, ты ставишь вопрос напрямик. Что отвечу тебе я у этих ворот! Я курю. Я молчу. Я иду на крыльцо. Как идет обреченный на свой эшафот. Каждый шаг как удар. Ну и пусть будет так — Я не мало их видел, дорог и тревог. Стал мой волос рыжеть, будто спелая рожь,— Это ветер степной опалил его, сжег. И глаза мои тоже давно не черны (Про меня ли сказали, как искры в ночи!), Я их слышу, слова твои, сердце мое. Пусть услышат их все — ты стучи, ты стучи! ...Двери, двери, вы были открыты любви. Видно, плохо я жил. Видно, плохо любил. Вот я сердце кладу на заветный порог. Только где они нынче, следы твоих ног! Столько лет миновало... Не тень ли твою Я ищу, я зову по дорогам земли! Только годы идут, только годы идут, ' Только голос твой глуше и глуше вдали. В этом городе шумном, где ныне твой дом (Ты поверь мне, повеоь, ты поости мне, прости!). Я бывал. Только я постучаться не смог: Было страшно чужую тебя мне найти... Вот уж звезды погасли, зарделась заря. «Здравствуй!» — солнце кричит, громоздясь на утес. Будто облачко легкое с чистых небес. Ветер думы мои потихоньку унес. Лишь у домика старого старый аил Почерневшей трубою устало поник, Будто песни печальные давних времен Все бормочет старик, вспоминает старик. Дети в школу спешат. На ручонках часы — Всё глядят, будто вот их застанет звонок. Где он, колокол наш, что гудел над селом, Созывая нас утром на первый урок! Этот колокол старый, как был он тосклив! Всю войну по утрам он нам в окна гудел. Нам поспать бы чуть-чуть, нам поесть бы чуть-чуть, Только он торопил, он жалеть не умел. О, как зелено карта цвела на стене! Океаны синели, желтели пески — Сколько было на свете садов и полей. Только были, как звезды, они далеки! К нашей старенькой школе я утром иду — Что-то тянет меня постоять у ворот. Но из окон знакомых глядит на меня Мне совсем незнакомый глазастый народ.