Сибирские огни, 1970, № 12

Я не поклонник этого таланта И за собой не чувствую вины. По совести, мне попросту скучны Его бродяги, шкиперы и франты. В цветистости мерещится мне штамп. Мне, сыну иронического века, Смешно, когда в рассказе человека Зовут картонным именем: Эстамп... Здесь умер он. И к мазанке беленой От всех географических широт Из года в год стекается народ, Решительно в романтику влюбленный. Здесь встретишь старшеклассниц, в основном. Из них в очках — не меньше половины. Как сквозь ушко игольное, лавина Сквозь тесный дом сочится день за днем. Там смотрит отрешенно и бескровно Лицо с портрета в комнате-куПе, Там иногда в девической толпе Мелькнет моряк, там дремлет время, словно Песок в неперевернутых часах, Там шхун с десяток — и больших, и малых — ■ Плывет вдоль стен, на всех — конечно, алых — Тряпичных и бумажных парусах... 2 А в стороне — убогое кладбище. Где автор спит «Бегущей по волнам». Там странный тип встает навстречу нам: В техасских джинсах, в буйной бородище. Он что-то вроде «Здравствуйте» хрипит — И, взяв бутыль, с лицом .благоговейным Дешевым бледно-розовым портвейном Могильный холмик тщательно кропит. Среди кустов стоит его палатка. «Студент. Москвич. Сегодня здесь я пью С волшебником из города Гель-Гью»,— Так о себе он поясняет кратко. 3 Чуть выше, на горе — гора камней. Я слышал, что фрагменты полумира Кавказских скал, Урала и Памира — Соседствуют, сойдясь впервые в ней.