Сибирские огни, 1970, № 12

— Все будет. Вы своим занимайтесь. — И еще, Егорович...— неуверенно начала Анна Емельяновна я улыбнулась ему, мол, сама понимает, что это слишком.— Может, вы и оркестр закажете?.. — Закажу и оркестр. Деньги давайте. — Сколько, Егорович? Тот пожал плечами. — Тридцать пять по морозу, вроде...— и все замолчали, подумали, что хоть и по морозу, а неплохо берут. Там же, в учительской, он услышал, что у Савельевны был-такн где-то родственник, не то племянник, не то брат двоюродный, и надо найти адрес, дать телеграмму на всякий случай. «Вот этого б я не делал,— подумал он.— Во-первых, все равно не приедет, раз до сих пор не приезжал, а во-вторых, если и приедет, то это так, одна видимость». Но говорить ничего не стал, пусть сами думают. — Ну, всё? — спросил он и, постояв еще минуту, вышел. Когда шел по коридору, опять сзади пристроилась Семениха, шаркала галошами, носом шмыгала и причитала в четверть голоса. Егорбвич резко обернулся в двери. — Ты за мной не ходи,— сказал он.— Семена своего пили. Семениха заголосила еще громче. Вышел на улицу и подумал, что плохо ей, Савельевне, было умирать. В комнате холодно, окна замерзшие, лунный свет не проходит, темно, и позвать кого-либо нет сил. Да и как с ее характером позовешь чужого человека, что скажешь? «Умираю»? Так одна и отмучилась. И еще подумал, что погоревать немного но ней, поголосить, как Семениха,— просто, а вот если он возьмется да сделает все как следует, могилу выкопает просторную, елок помягче выберет, так этим по-настоящему удружит ей в последний раз. То ли мороз-таки немного ослаб, то ли сам привык к нему, но шел, глубоко приседая на одну ногу, и холода не чувствовал. Даже становилось жарко. Тулей, с которым надо было договориться о музыке, жил в самом низу города, неподалеку от речки, в маленьком крашеном домике с крыльцом и резными наличниками по всем окнам. Оградка вокруг дома тоже была крашеная. Двор расчищен от снега, а к сарайчику и уборной— ровные тропинки. «Неплохо устроился»,— с долей осуждения подумал Егорович. Впрочем, осуждение шло от того, что сам так все не мог сделать. То времени не было, то денег жалко. По вечерам Тулей играл в оркестре при клубе, а днем чаще всего лежал на печке. Егорович потолкался в темном коридорчике и, наконец, нащупал дверь. Передняя комната была совсем маленькая, печка громадная, было душно, и чувствовался запах угара. Никого в ней не было, и Егорович, сделав шаг, просунул голову во вторую половину, в горницу, и постучал кулаком в стену. — Здоров! — сказал сзади Тулей. Егорович даже вздрогнул. Тулей лежал на печке, свесив вниз голову. « — Тьфу ты!..— расстроился Егорович.— Примостился... — А ты чего, испугался? — засмеялся тот. — Испугался... Только ружья тебе не хватает. Тулей опять засмеялся. — Садись,— сказал он.— Все пугаются, до единого.