Сибирские огни, 1970, № 12

дом с Физой. Ее бывшие подруги молодо­ сти разъехались, а ■ Никита Иванович — • ее второй муж — не мог быть таким близким человеком уже потому, что был чужд вся,- кой печали Да и не душевная близость влекла к нему Физу, а надежда на доста­ ток, на его мечтательные обещанья. Но, увы, и этой надежде не, суждено было ис­ полниться, ибо Никите Ивановичу органи­ чески чужд какой-либо б а р ы ш , а фами­ лия Б а р ы ш н и к о в дана ему словно бы в насмешку. Ь мыслях своих он всегда за­ нят делом, он и выпивает-то только для де­ ла, полагая, что человек, с которым он пьет, пригодится ему в будущем. Но дело как-то не получается, зато в мечтах он строит парники с отоплением, водопровод, новый дом из разноцветного кирпича В мечтах он резет Физу в Большой театр и в Сочи, по­ купает Толику новый фотоаппарат, а на де­ л е — и старый-то отдает на свадебный по­ дарок, потому что — «пускай другие день­ гами, а мы в грязь лицом не ударим». Вся натура Никиты Ивановича словно нацелена только на это: не ударчгь лицом в грязь, показать, что живет он не хуже других, а может, и лучше. Он в мечтах своих дарил детям богатые вещи, возил их по всему свету, гордился собой и жизнью своей. На деле же — «умел находить усладу в лю ­ бой мелочи, и чем скорее дорожка уводила от главного, тем готовней он поддавался, откладывая на дальнейшее заботу, утешал себя, что вот потом-то он и возьмется за главное, а пока передохнет. Ему всегда не терпелось передохнуть, и он все обманывал себя». Никита Иванович тоже добр, но ес­ ли доброта Физы переплетается с робостью, страхом перед зазграшним днем, то его доброта переходит в какую -то бесшабаш­ ную щедрость души. Он не будет считать копейки на завтрашний день — сегодня есть, и ладно. Это черта чисто русская и не столь уж плохая От нее, конечно, мало пользы, да ведь не только пользой жив человек. Вот и повзрослевшему ‘Жене отчего-то хо­ чется, чтобы «все таким же бы чудесно- забавным летел перед ним образ Никиты Ивановича, русского мужика, которому хо­ телось во всем подражать». Никита И ва­ нович и умирает «нелепой» и такой же «чудесно-забавной» смертью, какой была его жизнь: пьяный, у какой-то сапожной будки в последний раз угостив «дружков» на собственные д енеж ки. Умирает, так и не осуществив своих золотых планов. «Обе­ щал Никита Иванович отгрохать каменный дом. да не запас даже кирпичика». Грустно становится от этой ремарки, но в то же время всем сердцем чувствуешь, что и та­ кие люди — необходимее ььено в цепи жизни. В это царство доброты, щедрости, от­ крытых сердеп с уличительной гармонич­ ностью вписывается образ еше одного чуд­ ного добряка — Демьяновича. Демьяно­ вич — лицо эпизодическое, но тем большей п о хва лы ' заслуживает автор, сумевший в нескольких эпизодах так отчетливо обозна­ чить его характер. О нем мы получаем не­ которое представление уже из знакомства с характером его жены, этой толстой, крик­ ливой женщины, любившей выпить, по­ сплетничать, поскандалить с людьми и умев­ шей потом снова снискать к себе располо­ жение и даже жалость... Уже потому, как громко она сморкается в свой неизменный фартук и по-мужски п»ет водку, можно по­ нять, что муж ее человек робкий и тихий. Сама Демьяновна довольно мегко опреде­ ляет: «М уж ик у меня — золото Он царь, а я правлю». Поначалу ситуация представляет­ ся чисто комической, карикатурной: м уж и­ коватая жена и — робкий, женоподобный м уж , которого она «яклбы боится». Н о тем же Демьяновичем нельзя и не залюбо­ ваться, когда он на сенокосе «ворочает за четырех», а в разговоре полностью признает авторитет Никиты Ивановича и спрашивает его «как лектора, словно меньше всех пони­ мал обстановку жизни» Перед нами но карикатура, а живой обаятельный человек. А если еще вспомнить, что он умирает, так никому и не призназшись, что почки-то у него отбиты по вине Никиты Ивановича, опрокинувшего машину с сеном, и что ему, очевидно,.и в голову не приходило обвинять кого-либо в этом, то образ Демьяновича по­ лучит достоверную правоту и привлекатель­ ность. Старшее поколение героев повести наделено безотчетной, можно сказать, ис­ ключительной добр »той. Оно приемлет до­ броту как чистую -категорию, «Нет. только добро пало делать, с д у ш о й д о б р о н е с т и . Пусть лтоди пьянствуют, насильни­ чают. обманыв. ют, а ты добро делай! Я век ппожила и никого на волосок не обиде­ ла. Меня обижали, но я им прощаю, они грешники»,— так выражает «идею чистого добпа» бабушка в повести Лихоносова. Иное, более сложное отношение к добру у Жени, самого молодого персонажа пове­ сти. Детские годы его прошпи в сложных условиях «безотцовщины». Об отце он уз­ нал только из рассказов матери, она ж е была его первым воспитателем и первым примером для подражания. Тяжелые мате­ риальные условия наложили неизгладимый отпечаток на его характер. Сверстники его развлекались в пионерских лагерях, а он сидел дом? V ждал мать, потому что «не на кого бросить дом». Неизбежное в таких случаях одиночество породило в нем меч­ тательность, а неравенство материального благополучен с другими укрепило в душе ребенка робость, которую, сама того не желая, развивала в нем Фчза. Застенчи­ вость должна была проявиться в нем как неизбежное следствие жизненной обстанов­ ки. Так, в одном м е те автор с привычной для него наблюдательностью замечает: «На зиму вносили в комнату клетушку с кура­ ми, в январе топтался возле стола телено­ чек, и Женя стеснялся водить себе това­ рищей из к'л ьтур ны х семей» Быть может, потеряв кое »то из-за отсутствия культур­ ных товарищей, он много и выигран от та­ кого воспитания Он привык удовлетворять­ ся малым, привык находить поэзию там.