Сибирские огни, 1970, № 12

лзпсованное в № 7 журнала «Вопросы фи­ лософии» за 1967 г.). П ож алуй самое понятие «очерковое жанровое измерение» родилось под влияни­ ем современного мышления, натренирован­ ного на кибернетических понятиях, иа по­ исках структур (в данном случае, литера­ турных) «как закономерностей, которые производят такое действие, что изменение одних элементов вызывает неизбежные из­ менения других, С тем, однако, чтобы со­ хранилось значение целого» (пользуюсь определением, бывшим в ходу на междуна­ родном симпозиуме по социологии литера­ туры, проходившем в 1967 году в Брюс­ селе) . И так, я готов признать разумными, про­ грессивными, отвечающими задачам сов­ ременного литературоведения методологи­ ческие посылки сложной классификации жанров Н. Глушкова. Автор заинтересовал­ ся «очерковыми формами» литературы, хо­ чет применить широкое понятие «жанрово­ го измерения» Но методологические посыл­ ки, даже правильные, еще не предопределя­ ют р е зул ьта т. К сожалению, текст иссле­ дования Н. Глушкова пестрит поистине бес­ численными жанровыми классами, подклас­ сами, разрядами, группами, наделенными более чем условными признаками. Так, на­ пример, в с о б с т в е н н о ж а н р о в о м а с п е к т е Н. Глуш ков обнаруживает раз­ личия между «невыдуманными докумен­ тальными очерками», «невыдуманными рас- _ сказами», «очерками с вымышленным со­ держанием». Среди архитектонических раз­ новидностей жанра он обнаруживает гиб­ риды, вроде «очерка-статьи», «очерка-рас­ сказа» и даже «очерка-романа», выделяет в особый класс цикл очерков. Появляются обширные группы «лирико-публицистиче­ ских» и «спокойно-повествовательных» очерковых форм. Встречаешь и курьезы: чеховский «Ванька Ж уков» назван отлично выдуманным «очерковым портретом» (?!), а выдержанные в фельетонном стиле газет­ ные заметки о непорядках в быту, появля­ ющиеся в «Известиях» под коллективным псевдонимом Пантелеймона Корягина,— «рассказами», правда, невымышленными. Добро бы автор ограничился умозри­ тельными представлениями о сочетании раз­ личных литературных начал («измеоений») в произведениях разных жанров Нет, он посчитал долгом критика определить «удельный вес» каж д ого жанрового ингри- диента в литературных произведениях. И в ход пошли арифметические выкладки: ка­ ких компонентов в произведении больше и насколько. Н. Глуш ков так и пишет: в «Женщине» М . Горького «очерковые и но­ веллистические качества предстают в рав­ ных количествах» (!); в рассказах В. Паль- мана «большое количество публицистики, но она все же не оделяла их очерками». В «Северном дьевнике» Ю. Казакова автор «бнаружил «всего несколько страниц от­ крытой публицистики, несколько страниц, посвященных чистой экономике, другие со­ держат публицистику и лирику» и т. д. ! Да это же заранее противопоказанный всякому литературоведческому анализу ме­ ханический критерий: выявление количе­ ственных коэффициентов жанрового каче­ ства! М ежду прочим, к социологическим методам исследования искусства подобная «арифметика» ни малейшего отношения не имеет. И как-то странно- сам Н. Глуш ков не раз высказывал по аналогичным поводам вполне разумные мысли. Например, он го­ ворил, что лозунг «За ж анровую определен­ ность!» вряд ли двигает вперед эстетику и литературную практику (стр. 222), а в на­ чале исследования воскликнул патетически по поводу «Дерев°нского- дневника» Е. До- роша: «Кто возьмется расщепить идейно­ художественный строй этого произведении на лирику и публицистику!'» По, как ни странно, автор этой справедливой филип­ пики заявил себя безрассудным смельчаком и занялся расщеплением искусства, как бы заключенного в колбу средневекового алхимика. И к тому же, в согласий с Т. Беневоленской он постоянно жалуется, что наука о литературе не добилась еще строгой точности своих определений. Хо­ чется напомнить автору, раз уж он не чуж д современных понятий, заимствуемых из тео­ рии информации, что еще М. Бахтин обро­ нил в «Проблемах поэтики Достоевского» такое замечание: «Литературовед добивает­ ся, чтобы художественное познание не стремилось к грубой, примитивной опреде­ ленности — о н о з а в е д о м о н е м о ж е т б ы т ь и с т и н о й ; он предлагает равнять­ ся на с о з н а н и е с о в р е м е н н о г о ч е ­ л о в е к а н а у к и , который уже умеет ори­ ентироваться в сложных условиях «вероят­ ностной вселенной Эйнштейна», умеет учи­ тывать, рассчитывать эти условия...» Добав­ лю от себя- не прибегая к арифметике. Не нужно, право, полагаться на всесилие де­ тальных определений в сфере литературы. Да, каждый цвет поедставляет сумму трех других- цветов, взятых в определенных до­ зах. «Атлас цветов», с которым Леонов ле­ тал в космос, содержит 450 тончайших от­ тенков семи цветов радуги, даже каждый мазок кисти живописца можно измерить физическими приемами. Но эго вовсе не значит, что различия между полотнам» Рембрандта и Ван-Гога сводятся к р а з л и ­ ч и ю д о з основных цветов в живописи этих художников. Критикой теоретических построений на­ ших двух авторов я зовсе не обесцениваю их исследований. Во-первых, в каждой из книг встречаешь полезную систематизацию взглядов на очерк, высказанных в нашей печати. Во-вторых, попытка самостоятель­ ных построений жанровых «измерений», с которой мы встречаемся у Н. Глушкова, сама по себе заслуживает внимания, хотя предложенная автором классификация ка­ жется сомнительной. В-третьих, наконец, исследования содержат новые (\ Бенево­ ленской) или обновленные (у Г тушковэ ) о б з о р ы очерковой литературы. Впрочем.