Сибирские огни, 1970, № 12

ки В. Овечкина с их обобщенными образа­ ми Борзова и Мартынова. Но, как извест­ но, «Районные будни», сразу после публи­ кации в «Правде», были признаны круп­ нейшим явлением и литературы, и истории общественной мысли. Автор несколько раз ссылается на превосходный очерк Ан. Стре­ ляного «Алейский инцидент», напечатанный «Комсомольской правдой» и получивший в 1966 г. первую премию Союза журналистов. Я был членом жюри этого конкурса и помню отлично, что мы дали этому произ­ ведению высшую оценку, отмечая типичные для литературного очерка достоинства — острую проблемность. выраженную не в го­ лых публицистических размышлениях, а в столкновении характеров, показанных в раз­ витии. Отмечалось также, что события реальной жизни (очерк имел «адрес») уло­ жились в два подвала, хотя изображенных на его столбцах событий, психологически мотивированных поступков хватило бы на целую повесть Как странно после этой ссылки читать сетования Т. Беневоленской, что творчество Ан. Аграновского, М ариэтты Ш агинян, Ю. Черниченко, как мастеров газетного очерка, ждет еще своих исследователей. Будто бы очерки каж дого ил них, появив­ шиеся на страницах газет и журналов, от­ делены друг от друга брандмауэром?.. Надо признать, что другой доцент фа­ культета ж упналистики (на этот раз Рос- товского-на-Дону университета» — Н. И. Глуш ков — отказался от столь примитивно­ го разграничения очерков п о м е с т у и х н а п е ч а т а н и я или даже по признакам публицистичности, документальности, эскиз­ ности изображения и т. д. (по каж д о ­ му в отдельности). В своей обстоятельной книж ке Н. Глушков занялся не только х у ­ дожественными разборами 70 очерковых произведений (книг или отдельных газет­ ных и журнальных очерков, среди которых преобладают южно-русские издания),— ис­ следователя ь первую очередь интересуют х а р а к т е р и с т и к и о ч е р к а к а к ж а н р а . Уже название книги указывает, что предметом исследования станет не очерк как таковой а «очерковые формы» всей советск' я литературы. Перефпазиоуя слова критика М . Кузне­ цова. Н. Г л у ш к о в привлекает внимание чи­ тателя к наблюдаемой ныне «интервенции» очерка в доугие роды эпической литературы. Он,- полемизирует с мыслью Б. Костелянца, будто бы ичерку противопоказано изобра­ ж ать характеры в их развитии, вообще — проникать в психологию героев (по мнению ленинградского литеоатуроведа, очерк фик­ сирует лишь черты сложившиеся — социаль­ ную статику) Естественно, Н. Г л у ш к о в возражает и М . Черепахову, настаивающе­ му на «документальности» (в с у ш н о с У и . на «адресности»), как единственной линии во­ дораздела между очерком и рассказом. Ростовский исследователь с удовольствием повторяет мысли Белинского и Горького, признававших условными границы не толь­ ко между литературными жанрами, но, На­ пример, между очерком и наукой. («И скус­ ство, по мере приближения к той или дру­ гой своей границе, постепенно теряет нечто от своей сущности и принимает в себя сущ ­ ность того, с чем граничит»,— утверждал Белинский). Н. Глушкову импонирует со­ поставление эссе со стихотворением (Б. Агапов и д р.), он высмеивает попытки обособлять очерковый жанр только по при­ знаку наличия в нем публицистики, по­ скольку тот же признак присутствует в разных родах литературы. «Главное в ли­ рике (а также в писательской публицисти­ ке) — человеческое переживание, эмоцио­ нальный лад. нельзя же.— утверждает ав­ тор — сопоставлять Т ЕМ У одного произве­ дения с Э М О Ц И О Н А Л Ь Н Ы М Л А Д О М — другого». Это конечно так, но начала «ин­ формации» и «художественности», присут­ ствующие с литературе, раскрываются в книге Н. Глушкова на куда более низком уровне, чем, например, в работах Б. Рунн- на, который, следуя за кибернетиком Ш е н ­ ноном, ратует за применение к искусству «принципа дополнительности» (по аналогии с ф изикой)1. Н. Глуш ков вводит в научный оборот ценный, на мой взгляд, термин «жанровое измерение». Надо заметить, что всякие «де­ финиции» очеркового жанра, опирающиеся на один какой-либо признак, неизменно приводили к тому, что авторам этих «точ­ ных» определений приходилось отлучать от очерка то Ппншвина (не публицистичен!), то Овечкина (строит очерк как повесть, персонажи у него не имеют адреса), то са­ мого Герцена. М еж ду тем, несмотря на все недостатки литературоведческих формул, мы, в конце концов, уверенно толкуем об очерковой литературе, о ее развитии, о вза- 1 имовлияниях очерк» и других жанров лите­ ратуры (этому посвящена упомянутая уже, посмертно изданная работа А Ц ейтлина). Очевидно, успех ждет исследователей как раз на пути многомерных (структурны х, ан­ самблевых, по терминологии философов) жанровых и з м е р е н и й , вмещающих в себя сразу и литературно-родовые и аохи- тектонические признаки жаноа: как бли­ зость изображения к факту, так и публи­ цистическую или поэтическую трактовку об­ раза: каждого из этих признаков в отдель­ ности оказалось бы недостаточно. Отмечу, что аналогичный шаг в сторону применения многомеоных показателей сделан учеными, взявшимися за изучение типологии социаль­ ных явлений с тем. чтобы выделить «исход­ ные гоуппы в поистине необозпимом моое подобий и различий» (см. исследование Л . А. Гордона. Э. В. Клопова и др.. опуб- 1 Физики столкнулись с феноменом природы, когда какие-то признаки о д н о г о и т о г о ж е • явления отновоеменно предполагают и исключают друг друга В докладе Б Рунина на ленинград­ ском симпозиум ** «П поблемв 1 художествен чого восприятия» (19681 подчеркивается двойствен­ ность объективно-субъективных категорий искус­ ства г автор ищет решений пс аналогии с «прин­ ципом дополнительности» в точных науках.