Сибирские огни, 1970, № 12

шары). 2. Н е с к о л ь к о э п и з о д о в из б и о г р а ф и и г е р о я («Свет фонаря выхватил из темноты склоненную наоок овечью 1 олову; блеснули большие выпучен­ ные глаза; чабан усмехнулся, Б С Н О М гШ В П Р О Ш Л О Е » ). 3. К р а т к а я с п р а в к а о н ы н е ш н и х т р у д о в ы х п о к а з а т е ­ л я х . 4. Т р а д и ц и о н н а я к о н ц о в к а (герой и ночью не дает себе покоя, он об­ ходит кошару «под хруст поедаемого се­ на»). «Где' же тут оригинальный, свежий взгляд на описываемые факты и явления, попытка вдуматься в них, то, чего мы ждем от очеркиста-исследователя, «разведчика» жизни? — спрашивает Т. Ьеневоленская и справедливо заключает; — Бедность мысли родила и однообразие образов, формы». Так же «технично» Т. Ьеневоленская разбирает отличные очерки, например, Р. Кунгурцева — о природе, о первых при­ метах осени. «Создавая образ уходящего лета,— пишет критик,— автор использовал все изобразительные средства языка; э п и ­ т е т ы (целительный, хмельной осенний воздух, чернильные ночи, яркие, чистые звезды), о л и ц е т в о р е н и я (печаль уб­ ранных полей, грусть звонкой листвы, про­ щальная клинопись высоких станиц гусей и журавлей) и т. д. Не нарушает специфики жанра и то, что в очерке будто бы нет че-ь ловека. На самом деле, и тут он присут­ ствует. Ему свойственны большие и тонкие переживания, он влюблен в среднерусскую природу, до тонкости изучил лес, повадки птиц и животных. Это — сам автор, чув­ ствующий многоцветье к прелесть жизни». В своем интересе к «технологии очер­ ковых произведений» Т. Беневоленская за­ ходит так далеко, что готова (на стр. 51) согласиться с «мнением большинства прак­ тиков», будто мы присутствуем при рож ­ дении особого языка газетного очерка, для которого характерны пропуск глаголов (?), бессоюзные предложения, бессоюзные спо­ собы связи между предложениями (тире, многоточие, двоеточие и др.), т. е. все то, что «направлено на сокращение описатель- ности». Анализ о ч е р к а /х о тя бы только га­ зетного, с позиции лингвиста представляет­ ся мне, в принципе, весьма интересным. Но не принимает ли Т. Беневоленская за рож ­ дение нового языка газетного очерка про­ стую моду на «рубленую прозу», моду, ко­ нечно же, кратковременную, ибо о н а ч у ж ­ д а с а м о й с т и х и и р у с с к о ! 0 я з ы ­ к а . Вспомним: «телеграфный стиль» про­ цветал некоторое время не только на газет­ ном листке, а пожалуй, еще более демон­ стр а ти в н о — в журнальной прозе «Юности». К сожалению, пафос т е о р е т и ч е ­ с к и х воззрений Т. Беневоленской, рас­ пространенных на факультете ж урналисти­ ки М ГУ , р том именно и выражается, что «газетный очерк» будто бы особый жанр со ■своими «законами», которым, к сожалению, еще не успели дать,отточенные формулиров­ ки, ч ю этот очерк действует на поле боя в «политическом концерте газетного листа» как самостоятельная единица, а не как «за­ готовка писателя» для будущего романа и воооще нс в связи с «большой литерату рой». Признаюсь — не плохо сказано, что очерк — это вовсе не проба пера, не пи­ сательская заготовка, а самостоятельная боевая единица на вооружении редакции. Н о ведь, эта мысль сформулирована дав­ но и адресована к любому очерку, где бы он ни был напечатан, к очерку как обще­ признанному ь науке Ж А Н Р У . Кстати, га­ зетный очерк Р. Кунгурцева, который вовсе лишен публицистического стержня, еще раз подтверждав!, что правы литературоведы, а не доморощенные теоретики особых ж а н ­ ров: «газетного очерка», «газетного расска­ за» и т. п. Наивно вы глядят насильственные попытки обрубить связи «газетного очерка» с очерком литературным, так же, как и на­ бившие оскомину жалобы, что нет еще точ­ ных определений, наделено разграничиваю­ щих их между собой или отделяющих от «газетного рассказа» (?), корреспонденции и репортажа. Т. Беневоленская мечтает да­ же о том, чтобы журналист мог где-нибудь прочесть методические указания «о законах построения пейзажа в газетном очерке», утрируя в этом случае ошибку автора отличной книжки, литературовёда Е. Ж у р ­ биной. В первом издании «Искусства очер­ ка» этот автор готов был наделить каждый художественный элемент, фигурирующий в очерке (вплоть до пейзажа и диалога), специфическими жанровыми признаками, будто бы луна в очерке светит иначе, чем в рассказе.:. Особенно неубедительны по­ добные противопоставления в устах квали­ фицированного исследователя, какий заре­ комендовал^ себя Т. Беневоленская. Ведь , умеет же она высмеять некоего теоретика, объявившего, что в газете родился «новый Ж А Н Р очерка на моральные темы»; кри­ тикует же со знанием дела очерковую эр­ зац-литературу, пользуясь ироническим тер­ мином «очерк с оживлением», замечает же, что вместе со всей литературой и газетный очерк стал более раздумчивым, философ­ ским, что ли... Я вовсе не отрицаю, что очерк в газете следует изучать, как это успешно делает и Т. Беневоленская, что ограниченность «территории» и участие в «политическом концерте газеты» сказываются на поощре­ нии газетными редакциями одних' разновид­ ностей очеркового жанра за счет других. Но стоит вывести очерки, печатаемые в газетах, из-под власти общелитературных критериев— и тотчас же исследователь ста­ нет снисходительно оценивать всяческие эрзац-произведения, скажем, потому, что они ¿се-таки затрагивают важ н ую тему и т. д. Книж ка Т. Беневоленской в своей теоре­ тической части полна противоречий. Н а ­ пример, автор строит «теорию газетного очерка», опираясь на «адресный» докумен­ тальный очерк. Характерно, что в главе о «документальности», как примете газетного очерка, ни разу так й не упомянуты очер