Сибирские огни, 1970, № 12

Ответ остался за прокурором. Тот приложился лбом к оконному стеклу. Левой рукой он с нарочитой рассеянностью вертел ручку оконной рамы. — Ну, тогда все в порядке,—спокойно сказал Форман и вышел из комнаты. 22 Восемь дней перерыва в процессе против Стетсона приобрели, казалось, значение восьми месяцев. Интерес и возбуждение, которые господствовали во время разбирательства в зале суда, совершенно исчезли. Продолжение процесса проходило в относительно спокойной обстановке. Открытие заседания было назначено на ранний час. Но не только по этой причине к серому дому на Джефферсон Сквере спешило сегодня не слишком много заинтересованных лиц. Немалую роль сыграло и неожиданное молчание прессы, телевидения и радио. Бросилось в глаза, прежде всего, поведение Джекоба Бира, вдруг отступившего и абсолютно безмолвного. В день процесса «Гейбернские известия» поместили сенсационное сообщение о краже бензина под Кальтексом. Даже передавая уступила место гимну Милз Роуз, воспевавшей золотое солнце поздней калифорнийской осени и счастливую пору зрелости. И только на страницах местных известий, под рубрикой «разное» на предпоследнем месте помещалось пятистрочное сообщение, что дело Стетсона близится к завершению. Эллен Вист,' которая снова, но теперь, вероятно, в последний раз, вела машину адвоката, так как выздоровевший к этому времени Джек Линдзи должен был почему- то непременно съездить к родственникам, ломала себе голову относительно молчания газетчиков. Она не хотела донимать вопросами сидящего рядом с ней, погруженного в раздумья Формана. Целое утро она пыталась вызвать его на разговор, надеялась узнать имя действительного преступника. Форман недовольно посмотрел на нее и задал встречный вопрос: —Неужели вы все еще не догадываетесь, Эллен? Форман был собран и напряжен, хотя и ощущал переутомление последних дней. Между бр’овей у него залегла глубокая складка. Прошлая неделя была вся беспокойной. Восемь дней он колесил по городу. Он все еще был потрясен тем, что предшествовало драме Стетсона, как некоторого рода прелюдия. Но все ли он выудил из тех, кто так или иначе причастен к драме Стетсона? Проник ли он до самой глубины в эту бездну лжи и лицемерия, страха и беспомощности, равнодушия и жестокости? От большинства он, конечно, в какой-то мере добился истины. А теперь они уклоняются от борьбы. Что бы это значило? Особое место в расчетах Формана занимал теперь прокурор. Этот человек пойдет на крайний риск. Здесь и было его слабое место. Упрямство—всегда слабость. По-прежнему ненадежным оставался Стетсон. Правда, Форману удалось установить некоторые особенности его личности, но вмир его мыслей он так ине проник. Для этого обвиняемый должен был открыться до конца. Силы Стетсона в последние дни окончательно пришли в упадок. Чаще всего он истерически рыдал в своей камере. Тюремный врач еще накануне сообщил Форману, что состояние подсудимого вызывает опасения. По его словам, Стетсон страдал реактивными фазами, вскрикивал по ночам во сне и, пробудившись, долго не мог успокоиться. Зал суда присяжных был почти пуст. Несколько репортеров заняли места на трибуне для прессы, а радио и телевидение решительно отказались от установки микрофонов и камер. И служащие уже закрыли двери. Невеселые мысли одолевали Формана. И это все, что осталось от волнений, разногласий и борьбы последних дней?'Они, видно, собираются убрать Стетсона со сцены незаметно, без особого шума, спасая таким образом истинных виновников.л В зал ввели Стетсона. Он выглядел одряхлевшим. На его лице застыло выражение