Сибирские огни, 1970, № 12

образ действия и настойчиво ищете объяснения. Это ваше право. Но вы не там ищете... Он поднялся, прошел мимо разъяренного Формана и нажал кнопку. Деревянная панель бесшумно скользнула в сторону и перед глазами открылась карта Калифорнии. Вспыхнуло число 50000. — Смотрите,—Коул указал на число.—Это 50000 бункеров, которые были построены благодаря мне для защиты против атомной смерти. Следовательно, около 200000 человек благодаря мне не подвергнутся жестокой участи. А вы хотите возложить на меня ответственность за смерть одного-единственного человека! Коул снова нажал кнопку, карта исчезла в стене. Затем он стал посреди кабинета, широко расставив ноги, сунув руку в карман и язвительно ухмыляясь. Он был абсолютно уверен в своей несокрушимости. А Форман допустил тактическую ошибку. Надо было сосредоточить внимание на фактах, которые он собрал, а он попытался апеллировать к совести этого бездушного, всеядного человека. Он предъявил Коулу обвинение в антиобщественной деятельности, указал на искусственно раздутый военный психоз, назвал преступлением организованный и в прессе, радио и телевидении агитационный поход, построенныйна психологических трюках панике и страхе. Коул все это невозмутимо выслушивал, а когда Форман истощил своидоводы, он приблизился к нему своей вкрадчивой кошачьей походкой и, снисходительно улыбаясь, отпарировал: — Я полагал, что вы умнее, господин Форман. Вы ведете себя так, как будто бы маша провинция—это остров вокеане, некотором я хозяйничаю, как мне вздумается. Все ваши соображения говорят о поразительно узком угле зрения. Это политика провинциалов. Какая-то темная личность отправится в рай и бац! —кто-то объявляется виновным. То, что я сделал и продолжаю делать, и что намереваюсь делать еще долгое время, происходит независимо от моих личных желаний и интересов. Я здесь только выполняю волю нации... Он обошел письменный стол и выдвинул один из ящиков. . — Это не для оправдания,—резонерствовал Коул с явным сознанием собственного превосходства.—Я только хочу открыть вам глаза—таков мой гражданский долг. Надо взглянуть на дело шире, мой милый Форман. Вот, познакомьтесь с этими материалами. На стол полетели брошюры, листовки, письма. Теперь с Форманом происходило то, что перед этим с Биром. Он видел озеро, в которое бросили камень, и по его зеркально гладкой поверхности—круги, расходящиеся все дальше и дальше. Да, Коул действительно не играл ва-банк, ставка его была верной, так как за ним стояли еще более мощные фигуры. И Форман вдруг показался себе заключенным, который пытается расшатать железные прутья огромной решетки. Губернатор удостоил Коула самоотверженной поддержки «в интересах обороноспособности нации». Промышленные объединения жадно цеплялись за этот «бизнес века». Безжалостное разорение людей среднего достатка сопровождалось проповедью человеколюбия Коул получил правительственную награду за то, что на время учебных тревог предоставил в распоряжение беднейшим слоям населения бункеры «Национальной ассоциации убежищ». Форман ужаснулся, впервые в полном объеме представив размах этой военной пропаганды. Эпидемия распространялась, заражая мозг и сердце всех людей страны! Чем дальше он читал, тем сильнее сознавал всю нелепость своих затей. Но разве война, насилие и хаос—вечные спутники человека? Разве люди приговорены к-тому, чтобы в страхе бродить над пропастью?! Форман вырвался из задумчивости и увидел широкую самодовольную улыбку Коула. Темные стекла очков непроницаемо уставились на него Но за спиной Коула светило солнце, сияло голубое небо, иФорман вдруг вспомнил, что где-то под этим солнцем простираются цветущие сады, бьются о берега океанские