Сибирские огни № 11 - 1970
будете? Век ему ходить с кнутом! Отец-то всю жизнь пас овец и умер в поле около стада... А ты? В подпаски к Трошке пойдешь? Неужели не найдешь парня получше, у коего, все же, изба, лошадка, хоть плохонь кая, соха, борона, все заведение? Ничего не ответила Дуняшка на это. И снова у Ивана полна изба, сбежались Дуняшкины тетки, узнав о столь легкомысленном ее решении. Кричали все враз, но каждая свое. — Нищих плодить! — Да лучше камень на шею— да в воду! — Иван, а ты чего смотришь? Кнут бери! Такой парень сватает, Сорокин, пускай он немножко и не того, зато — житель! Иван побледнел. Он не знал, что делать. По словам теток выходи ло, что дочь, по молодости, губит себя, а отец и пальцем не хочет ше вельнуть для ее спасения. Хорош родимый батюшка! Вскочил Иван, схватил тот самый кнут, которым подбадривал лошаденку, дернул дочь за руку, хлестнул по юбкам... Но что этим сделаешь? Бросил в сердцах кнут на пол, погнал теток: — Марш к чертям! Голову вы мне совсем закружили, хоть в петлю полезай! На краю одного проулка стояла выморочная избушка с двумя око шечками. Вокруг ни кола ни двора, все заросло лебедой,'полынью, ло пухами, молочаем да крапивой. Летом ребятишки играли здесь днем и повыбили стекла, а по вечерам боялись подходить к избушке, а если и подходили осторожно, затаив дыхание, то вдруг все с ужасом бросались прочь. — Батана стонет! Батана — нищая старуха, хозяйка избушки, давно умершая. Вот здесь-то и поселились после свадьбы Трошка с Дуняшкой. В Сибирь ехать им было не на что. — Погубил девчонку, прохвост! — негодовал Иван и так возненави дел зятя, что даже по имени не мог назвать его. — Ну,— спрашивал он, когда приходила Дуняшка,— что дальше думает делать твой Ермошка? — Какой Ермошка? — Ну, Трошка, Тимошка, Брошка, один пес, как ни назови! Если б не он, шельмец, жила бы ты теперь у Сорокиных честь честью, а это что ж оно вышло? И тебя жалко, и от людей совестно! — А что он думает делать? — отвечала Дуняшка.— Опять коров наймется пасти. — Хы! Коров пасти! А ты в подпаски к нему? — А я в подпаски к нему! Иван думал, что она шутит, но в конце апреля погнали по селу ста до коров Трошка с Дуняшкой, оба в лаптях, оба с кнутами, оба с ду бинками! Иван чуть не заплакал. Коров было больше ста, за каждую получили осенью, когда полете ли белые мухи, пуд ржи да полтинник деньгами, хорошо заработали, но Ивана это ни капельки не обрадовало. От пастушьего хлеба, каза лось ему, пахнет нищенской сумой. Пойти в пастухи считалось крайней степенью падения, дном. Избушку они починили, обшили тесом, выкрасили, вставили дру гие окошки, сделали крылечко — и она стала как игрушка. Зимой Трош ка ничего не делал, купил саратовскую гармошку с двумя колокольчи ками, учился играть. Это казалось Ивану верхом легкомыслия. Дуняш ка лен прядет, а Трошка на гармошке играет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2