Сибирские огни № 11 - 1970

Лошаденка, чуть живая, стояла среди двора, растопырив ноги, *словно подпертая кольями со всех сторон. — Что будем делать-то, мать? — сказал он вечером, помирившись с Татьяной.— Иди к брату! Добрые люди пашут, наша земля травой за­ растает, все изболело во мне, сердце-то, наверное, черней грязи! — А зачем я к брату пойду? Упреки да попреки слушать от его премудрой Степанидушки? Не пойду я, иди сам! Однако пошла. — Выручай, Федька! — Вот видишь, вот видишь! — закричала Степанида.— Выручай, Федька, а в жнитво поработали у Федьки-то два дня и смотались! — Ох, Степанида, чудная ты какая1 Потому и смотались, что у нас своя рожь не сжата была, осыпаться начала' — Вот то-то; своя! Много ли там своей-то, кот наплакал! — Ну что ж? — вздохнул Федяня, подумав — Пускай пашет на мо­ их лошадях и свою пашню, и мо'ю. Что с вами поделаешь? Хоть и повор­ чишь порой, а потом опять жалко. Пусть пашет! И я с ним буду ездить в поле. ...Холодный, пасмурный день ранней весны. Седые тучи тяжело та­ щатся над землей, ветер свистит в прошлогодней сухой полыни Иван идет за двухлемешным плутом, к лаптям прилипает сырой чернозем и гнилая трава. И такие же серые и тяжелые, как тучи, проходят в голо­ ве думы. Что делать? Иные уезжают из Никольского в Сибирь в поис­ ках лучшей жизни, А не махнуть ли Ивану туда? Да, легко сказать; махнуть! А с чем махнешь? Земли там много, а на чем пахать-то ее! Жаворонки поют над Иваном, над черными пластами свежевспа- ханной земли, скворцы да грачи идут бороздой... Хорошо. Уютно. Ворона прошумит крыльями, сядет на лагун с водой, покосится, нет ли в телеге сумочки с хлебом, каркнет к ненастью и убирается прочь, и так несклад­ но машет крыльями, словно не сама летит, а ветер уносит ее, как пор­ тянку. . .Федяня полежит, полежит, подумает о своих делах, пошепчет мо­ литвы, вспомнит о Христе, как его распинали, гвозди в ладони вбивали.. — Больно-то, больно-то как было! — поохает Федяня и даже попла­ чет, и уверен при этом, что господь видит его слезы и слышит его слова. Затем Федяня достанет из мешка сдобную лепешку да печеные яички, пожует, скорлупки зароет в землю, чтобы Ванятка не увидал. Ванятке полагается в поле ржаной хлеб да вода. «Не яйцами же его кормить! Яиц он два десятка смахнет и сыт не будет». Поест Федяня и снова ложится, сладко спит, убаюканный пением жаворонков и свистом ветра, хлопаньем полога по колесу телеги. Про­ снется, а полдесятины уже вспахано, лошади жуют овес из корытца, звякая удилами, Ванятка сидит на оглобле и с громадным удовольст­ вием ест ломоть хлеба, круто посыпанный солью. — Сейчас боронить будем? — ласковенько, как провинившийся, спрашивает Федяня. Иван хочет, ответить, но не может: рот наполнен хлебом. «Подавился сердешный! — с отвращением думает Федяня.— Жрать- то какой здоровый!» Однажды Федяня сказал: — Фролович, у тебя старшей-то дочке... как ее, Дуньке, что ли? Го­ дочков шестнадцать есть? Что ж она... не при деле. Пускай у нас