Сибирские огни № 11 - 1970
— Сказал, не отопру, значит, не отопру. У меня слово твердо! — Чего ты на меня разозлился? — Пес пса узнает по лапке! — Как? — Так С луком проехали! Долго они вели такую беседу через дверь. Наконец, Иван снял крю чок. Помирились, направив обоюдное негодование против Федяни. За чем он позволил своим дружкам смеяться над Иваном? Разве так делают? — Нехорошо, нехорошо сделал,— говорила Татьяна.— Я скажу ему, когда проспится — Обязательно скажи. Может, стыдненько будет ему сколько-ни будь или нет, совесть у него калмык на горбу унес? Татьяна сняла праздничный сарафан, кофту и полезла на печь. — Охо-хо! Погуляли на свадебке. Повеселились Век не забыть! А Иван долго еще сидел в потемках на лавке возле окошка и что- то шептал. На церкви пробили два часа. Погода, между тем, резко пе ременилась, подул подмороженный ветер, стекло дрожало в полусгнив шей раме, звякая и всхлипывая. В избе стало холодно. Хлестнуло по окошкам, как соль, снегом. Петух запел в сарае — и вдруг заглох, обор вав песню, словно его ветром сшибло с насеста — Ооооо... уууу!— доносилось издалека пение пьяных, и казалось, что это гудит ветер. Окаменели кочки, до дна вымерзли лужи, повалил снег, завыла первая метель, и вместе с зимой новая беда заглянула на двор к Ива ну: лошаденку угораздило где-то заразиться чесоткой. Терлась она щеей, хвостом и боками о сухой плетень, оставляя на нем волосы, хво стишко совсем поредел, шея облезла, оголенная кожа растрескалась до крови. Мазал ее Иван и соленым дегтем, и карболкой, толку нет, толь ко и лошадка, и весь двор провоняли этими лекарствами. К весне она настолько исхудала, что пахать на ней... и не рассчитывай! — Как хочешь теперь! — сказала Татьяна.— Корову продавать на лошадь я тебе не дам! Не думай даже! — А я насчет коровы и не думаю ничего! — сказал Иван с обидой. А обиделся он на то, что она угадала его мысли. Он думал продать корову и купить хорошую лошадку, а Саньку, хотя и жалко ее, сбыть татарам на мясо, на махан. Живут люди и без коровы. Молоко Ивану совсем не нужно. Он- отпашет ножом огромный ломтище от ржаного ка равая, поставит перед собой кружку -холодной воды, посошт хлеб круп ной серой солью, засучит до локтей рукава и поест за милую душу. — А я насчет коровы и не думаю,— повторил он,— и даже в меч тах не держу. — Вот, вот! И не думай, и даже в мечтах не держи! Не послушала я добрых людей, связалась с тобой, да уж и сама не рада. С тобой я гляжу, до того достукаешься, что с сумой по миру пойдешь, подайте милостинку христа ради! Ивану такие слова — нож в сердце! — Что же я теперь поделаю?! — вскочил он и забегал по избе и закричал звонко, нараспев.— Или я пропил? Или в те... в карты про играл?! — А! — с досадой махнула рукой Татьяна.— Слыхала я от тебя эту песню! Другой и пропьет, и проиграет, а все лучше тебя живет! — Тьфу! — плюнул Иван и выбежал на двор.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2