Сибирские огни № 11 - 1970
своему поневоле друг! И лошадка поправляется у Ивана, подрастает, и коровка на дворе — Татьяна привела, и молоко на столе. Поехали втроем жать рожь серпами. Жнут, а люди, проходя по дороге, кричат: — Бег — помочь, Иван Фролович! Ага! Вот вам и Ванятка Каленый! Иваном Фроловичем стал!.. Одно беспокоило Ивана: как он будет снопы возить? — Ну, Саня... погуляла, отдохнула... надо все же совесть иметь! Хоть по десятку снопов, а давай возить! Какова же была его радость, когда лошадка подняла не десяток, а почти целую сотню снопов! - Иван не мог сидеть за столом во время обеда, хлебнет ложку щей и опять ходит по избе с куском в руке и рас сказывает, все рассказывает Татьяне, как он ехал, какая цепкая лоша денка-то попалась, оказывается! — Так берется за работу, так берется, просто и-и-и! Я подивился! — Она в силу входит! — сказала Татьяна. — Обязательно входит! Она... Постой, она еще покажет себя! Поля растянулись верст на семь, самые дальние загоны за чугун кой, то есть по ту сторону железной дороги, и вот оттуда-то Иван не решился брать сто снопов, положил только восемьдесят. На пути Озёр ная гора, подъем крутой. Храпит лошаденка, согнулась, шатается, как пьяная, ножонки заплетаются. — Ну-ну-ну!— поощряет Иван охрипшим голосом и сам помогает из всех сил, ухватился за тяж и вертит, вертит беспрерывно кнутом.— Ну, матушка... господь с тобой... Ого-го-го... еще, еще малость... ещ... Нет! Встала! Все сделала, что могла! Иван, красный, мокрый, опро метью бросился в сторону, схватил камень И(подсунул под заднее коле со, а то телега начала было скатываться назад, увлекая за собой лошаденку. Нельзя терять ни одного вершка дороги, взятой с таким трудом! Подолом рубахи размазал грязь и пот на лице. От сухой дороги несет жаром, как от сильно натопленной печки. Иван прислонился спиной к возу, к колючим снопам. Колотится сердце. Дрожат руки и ноги. Если ему дать сейчас ковшик воды, не донесет до рта, всю расплещет. — Ух ты! Отдохни, Саня! Ходит вокруг нее, гладит, утешает, поправляет хомут, чересседель ник. Страшно глядеть, как дрожат ее слабенькие мышцы. Ох, не выве зет! Еще продвинулись шага на три — и точка. Встала Санька! Придется половину снопов снять с телеги, с остальными выбраться наверх, сложить их там и вернуться за этими. Длинная история, да и снопы обмолотишь, перекладывая их столько раз туда да сюда. Если б помог кто — стоп! Никита Купцов осторожно -спускается с горы на пустой телеге. Конь у него — как у Ильи Муромца. Спина, шея, грудь, грива, хвост, ноги... глаз не оторвешь! По две с половиной сотни снопов возит Никита! Остановился бы, запряг своего вороного в Иванову теле гу, вывез на верх горы, на ровное место! Долго ли? — Микит Петрович! Не будешь ли настолько добрым, не войдешь ли в положение?! Нет, не вошел Никита Петрович в положение, не хочет он быть настолько добрым, чтобы останавливаться, терять время из-за Ванятки Каленого. Сидит он в телеге, как пень, и головы не повернул, притво рился, что не видит и не слышит. У Ивана пересохло в горле. — Аспид, а не человек!—жаловался он после.— Настоящий исту кан! И разговаривать не хотит! Матвей Грошев, сосед — свой- брат поднимается в гору с неполным
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2