Сибирские огни № 11 - 1970

Но ничья от народного пота Не разбухнет уж больше мошна! — напевал Дадашкин. И песня явно была адресована Федяне. «И обличье-то страшное! — думал Федяня.— Если бы не эта власть... Выселить в Сибирь на каторгу!» Татьяна Куляндина тоже собиралась к обедне, торопилась закон­ чить домашние дела. Одно ставила в печь, другое выхватывала оттуда и, обжигая пальцы и бормоча «провалиться бы тебе тут!», бросала на стол.. Стукнула калитка. — Господи помилуй! — напугалась Татьяна, взглянув в окошко,— Ванятка Каленый! Зачем это он?! Не денег ли просить? — С воскресным днем, Федоровна! — громко сказал Иван, войдя в избу. Остановился у порога, помолился на образа, на зажженную лампадку. — Милости просим! — удивленно ответила Татьяна. Иван помолчал и, загадочно улыбаясь, спросил: — К обедне? — Да, к обедне собираюсь, не соберусь никак, делов уйма, хоть разорвись. Вот булавка провалилась куда-то, чтоб ей... «Чтоб ей провалиться»,— хотела сказать она, но так как булавка уже провалилась, то Татьяне на этом пришлось оборвать свою речь. Видя, что гость мешкает, мнется, а ей надо уходить, она спросила: — Ты что, Иван, по какому делу-то? — По какому делу-то? — Он поднял к потолку глаза, улыбаясь.— Не знаю, как и говорить тебе, Федоровна. — Говори, чего же стесняться-то, раз пришел. Иван кашлянул, почесал в затылке и опять ничего не сказал. Нако­ нец, набрался храбрости. Решительно шагнул вперед, положил руку на стол и, в упор глядя на вдову, сказал громко, с выдохом: — Свадебку не сыграем мы с тобой, Федоровна? Огнем обожгло Ивана. Заколотилось сердце. Словно в пропасть прыгнул. А у Татьяны даже в голове зазвенело. Она стояла боком к Ивану, повязывая шаль перед зеркалом. «Да провалиться бы тебе тут! — думала она, не веря ушам своим.— Да не с ума ли он спятил? Да не Терешка ли, шут-балакирь, насовето­ вал ему для смеху?» — Ну, Иван, мне идти надо! Он вышел первым, она за ним. — Что же ты мне ответа никакого не дала, Федоровна? — спросил он уже на дворе. — Да что ты, Иван, в уме ли? Что ты, что ты, что ты! — Чего так больно напугалась? — Ничего я не напугалась, Иван, а просто ни к чему эти разговоры, вот и все! — Хы! Так, значит, одна и решила век вековать? — Так одна и решила век вековать! — ответила она уже резко, с раздражением. Помолчали, остановившись у ворот. — Н у ч т о ж ? — сказал он.— В таком случае прошу прошенья, Татьяна Федоровна! Плохого я тебе ничего не сказал... не оскорбил... не обидел... — Да нет, я ничего не говорю.