Сибирские огни № 11 - 1970
Деньги Варвара под рубахой зашила Ивану, на груди. Накануне отъезда всю ночь не спали, лежали на печи и думали. Говорили мало, больше молчали, прислушиваясь к шуму мартовского ветра и шороху соломы, свисающей с крыши. Когда пропели третьи петухи, Варвара зажгла огарок свечки. Долго и тоскливо смотрел Иван на спящих детей — Катю и Дуню. — Деньги, деньги, отец, рукой пощупывай все время! — уже за во ротами в сотый, должно быть, раз наказывала Варвара.— И... и не приведи бог, если что случится! Вымолвить страшно' Простились. Варвара заплакала. Словно чувствовала, что больше уж никогда не увидит она своего Ивана! Сырая теплая мгла поглоти ла его, ветер заглушил шаги Ящик с ложками он отправил на стан цию с попутной подводой. В Петропавловске на базаре продал он ложки, выручил за них ровно столько, сколько сам заплатил, и тем остался доволен. Не понес убытку— и слава богу! Пока он ехал, ложки в Сибири подешевели, а лошади вздорожали. Купил он за свои семь червонцев такую жалкую кобыленку, что с ней в своем селе и показаться-то совестно. Еще и еще раз оглядел он ее со всех сторон, и сердце облилось кровью. За что отдал деньги? Как ее за прягать, если она ростом чуть-чуть повыше телеги? Ножки тон кие, копыто с чайную чашку. Но — видно тому быть! Одно утешенье — щодрастет. Были бы кости, на костях мясо будет. Переночевал в Петропавловске на окраине в глинобитной избе, а на зорьке двинулся в путь. Верхом на лошадку не сядешь — слаба, жалко ее, да и сидеть-то на ней, на костлявой, одно мученье. Придется вести в поводу до самого дома— две тысячи верст! Когда взошло солнышко, Иван и шагающая за ним лошадка цвета просяной соломы были уже далек* от Петропавловска. Но, боже мой, как страшно далеко до Пензы, до Кузнецка, до села Никольского! Солнце догнало и' перегнало Фроловича: сначала освещало спину, по том, левый бок, затем, клонясь к закату, ударило желтоватыми лучами в лицо, а он все шагал по сырой дороге, шагал и думал. Бросилось в глаза, что нет в Сибири ни гор, ни оврагов, местность ровная, населе ния мало. — Вот бы где жить-то! А мы там мучаемся, земли мало, из-за каждой борозды скандал. В том году Васька Корягин, шельмец, отпа хал от моего загона два лаптя, а когда я уличил его, он, прохвост, на меня же с саженью полез, ударить хотел! Ударь-ка! Я бы те ударил! Рябой бездельник! В одном месте дорогу пересекал широкий ручей. Иван остановился. Поглядел начево, поглядел направо... не видно, где ручей начинается, где кончается. А! Да теперь все равно, лапти с утра промочены на сквозь! — Пошли, Саня' — решительно шагнул он в ручей. Вода словно возмутилась, что в нее залез Ванятка Каленый, забурлила около его ног. Лошадка остановилась. Иван, упираясь лаптями в ледяное дно ручья, тянул веревку на себя, а лошадка тянула на себя — Ака! Чего гы напугалась? Или воды не видала никогда3! Веревка лопнула. Иван упал в воду, а лошадь, вильнув хвостом, взлягнув задними копытами, побежала обратно в Петропавловск. Шап ка слетела с Ивана и поплыла прочь, словно ей надоело согревать голову, наполненную самыми безотрадными думами. Все покидали Ивана! Часа два, не меньше, бегал он по мокрой, бурой, свалявшейся в кошму прошлогодней траве, подманивая лошаденку: протягивал руку и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2