Сибирские огни № 11 - 1970

все мировосприятие героя: блины ложатся на стол «треугольником военного отцовско­ го письма», затухание огня & печке воспри­ нимается как победа врагов над красными (в целом это стихотворение страдает не­ сколько надуманной романтизацией), ре­ бячьи игры вызывают зависть, потому что все мальчишки в чилотках, а лирический герой не помнит отца («мне отец пилотки не принес»). Природа в стихах В. Балачана не от­ делена от мира материальной культуры. Поэт любит деревенскую тишину, которая обостряет слух: это не тишина искусствен­ но созданного вакуума, а реальное, каж­ дый раз особое звуковое пространство. Тонкость слуха позволяет автору услы­ шать, как перед распусканием почек, к при­ меру, устанавливается особенная тишина ожидания, она «обыденного тише. Я даже слышал, как луна ползла по крыше кош­ кой рыжей. Да слышалось едва едва, как почки в тишине звенели ..» В стихотворении «Деревня спит. Пустые дрожки...» — тиши­ на иная: молчание летней ночи. И молча­ ние это ощущаешь с первой строки, хотя автор ограничивается только зрительными образами («И лишь кузнечики в бурьяне подпиливают тишину»). Тишиной же на­ полнены и стихотворения «Утро», «Закры­ вают ставни. Вечереет...» (в последнем поэт, чутко вслушиваясь в звук шагов, находит оригинальное и смелое сравнение: «Под но­ гами так скрипит снежок, будто кто вы­ таскивает гвозди ржавые, кривые из до­ сок»), Пока человек счастлив, он способен наслаждаться тишиной, и она даже кажет­ ся емм одной из необходимых предпосылок счастья. Но вот пришла беда,— «и сердце разрывает тишина». И в таком случае че­ ловек ищет успокоения в поле: «Пойду, на­ верно, в поле... покурю». Не менее, чем тишину, поэт любит звук, цвет окружающего его с детства мира. И особенно — животных и птиц, диких и до­ машних. Лошадь, кукушка, журавли, глу­ харь, гуси, филин, корова, пес — вот сколь­ ко представителей фауны названо в пяти наудачу взятых стихотворениях, не считая более общих 'обозначений: птица, стадо, та­ бун и т. п. А петухам поэт посвящает особое сти­ хотворение и очень часто упоминает их в других стихах, находя каждый раз для них новое определение, вплоть до метафориче­ ского— «горлопаны-ранославы» Самое сол­ нце кажется ему «кудлатым красным пету­ хом». Льды на речке «толкутся, как быки»; луна сравнивается с попавшимся в сети ветвей карасем, даже «расщеперилась осень как на ветке глухарь». Во всех та­ ких сравнениях поэт не. выходит за грань представлений, свойственных его деревен­ скому герою. А противоположные сравне­ ния, пожалуй, более интересны и точны: «И птица лодочкой летела, и два крыла, как два весла». Широкое использование олицетворений приводит поэта к противо­ речию. с одной стороны, он явно ощущает природу как нечто живое, и читателю пе­ редается это ощущение; с другой стороны, олицетворения подчас чересчур привычны и литературно-условны. Эта условность особенно ощутима в стихотворении «Бе­ резка», где мороз «пришел», а потому он очеловечивается и приобретает имя «Мороз­ но» и «трудится»: наряжает березку в иней. А березка осмысливается как девуш­ ка-невеста «в белом платье и фате», ей «завидуют деревья», ожидается жених, предсказываемый голосами синиц: «Витю- витю!» Когда же солнце растопляет утрен­ ний иней, вся цепь этих кое-где реальных, но в основном условных метафор приводит поэта к не менее условному чувству: «И смотреть мне стаю грустно, как березка сгоряча платье свадебное с хрустом рвет отчаянно с плеча». Это красиво и не тре­ бует от поэта крови. Здесь В. Балачан впадает в чужую интонацию — есенинскую, а в другом стихотворении — «Не траву ко­ шу» — не может уйти от Кольцова. Исторические экскурсы В. Балачана по­ ка что не широки: эксплуатация крестьян­ ства в прошлом, отношение нашего совре­ меннике! к ' покорителю Сибири Е пм -> чу , гражданская война в Сибири и на Урале. За эти социальные и географические рамки поэт редко выходит. Его прорывы к теме России или Космоса пока что декларатив­ ны, мифологичны («Оратай»). Не станем утверждать, что раздвижение рамок до гра­ ниц Родины. Земли или до безгранично­ сти Космоса обязательно для автора. По­ этический мир В. Балачана достаточно объемен. Исключительная его привязан­ ность к миру своего детства заслуживает всяческого уважения. Возможно, он придет к развернутому повествованию о детстве, Соединив тонкость лирических ощущений стихов о природе с высоконравственным подходом к решению социальных проблем в стихах о войне. Такая поэма, будь она напиеэна, была бы интересна для многих читателей. Любопытно, что, стремясь под­ черкнуть трудности военного времени, незаметно для себя автор свидетельствует об относительном благополучии сибирского села: -здесь и трехтонка, пусть «разбитая», и не о.цин «копытный «лимузин»), и блины, которые так обильно окунаются в масло, что оно течет к рукавам, и крапива рубится бесшабашными ребятами, а не кладется в суп, и дед приносит внуку сайку, и бабка тушит лампу, а не коптилкч или лучину, и у солдатских вдов «вдоволь закусок и вина». Все это. деталями входя в повест­ вование, создает непривычную для многих читателей картину. Однако столь же прав­ диво рассказывает В. Балачан и о подлин­ ных трудностях, нигде не «пережимая» и не впадая в нарочитость. Стихи его, в це­ лом, довольно поэтичны, отражают слож­ ность времени и обстановки, и читатель вправе ожидать дальнейшего развития своеобразного дарования.