Сибирские огни № 11 - 1970

перед своими кровными единомышленника­ ми, убежденными атеистами, которым он пытался изменить. И потому вполне естест­ венно, что о заблуждениях своих Рыльников рассказывает куда более подробно, чем о возвращении на прежнюю, привычную, про­ веренную опытом стезю, на стезю атеизма. Да и как же Рыльникову было не вернуться на прежний, естественный для него путь, если в процессе своих блужданий по дебрям церковного вероучения он не встретил ни одной живой души? Сплошные «нищие ду­ хом»!. И если уж говорить всерьез об авторской позиции в повести, то она сказалась прежде всего в выборе лиц, в которых Рыльников предполагал найти новых единомышленни­ ков. И еще — в заглавии повести. «Апостоль­ ская командировка»,— неужели И. Крыве- лев не уловил в этом словосочетании унич­ тожающей иронии? И ирония эта адресова­ на, конечно же, незадачливому богоискате­ лю Юрию Рыльникову. Описание злоключе­ ний героя, связанных с его добровольной «командировкой», и составило содержание повести В. Тендрякова. Рыльников рассчи­ тывал на роль новоявленного апостола, а пришлось очутиться в роли юродствующего чужака как среди верующих, так и еще в большей степени — в глазах атеистов. А он меньше всего рассчитывал на такую роль. Положение «нищего духом» никогда ёго не привлекало. Вот и поспешил,— в начале своего «апостольского» пути никак того не предполагая,— свернуть свою «командиров­ ку» и вернуться восвояси, где его, кстати говоря, ожидает жизнь отнюдь не «накатан­ ная». Отвергая трактовку «Апостольской ко­ мандировки», предложенную И. Крывеле- вым, как явно предвзятую и потому несо­ стоятельную, мы вовсе не склонны считать повесть художественно безупречной. Заме­ чание Ф. Кузнецова («Литературная газе­ та» от 24.VI.70) о том, что Тендряков по­ рою подменяет художественное исследова­ ние жизни прямым диспутом, мировоззрен­ ческим спором, справедливо, п В. Тендря­ кову стоит подумать над тем, как сделать более убедительными живые человеческие характеры, населяющие повесть. Какой же вывод напрашивается сам по себе из тех раздумий, которые волнуют нас при чтении книг Ю. Бондарева, А. Ананье­ ва, В. Тендрякова и других писателей? Вы­ вод этот отчетливо прозвучал в повести Владимира Амлинского «Жизнь Эрнста Ша­ талова»: главная наука сегодня — педаго­ гика... «Да, да, педагогика! В широком смысле этого слова, наука о том, как превратить человеческое существо в личность». Герой В. Амлинского приходит к этому убежде­ нию в итоге долгих раздумий над теми горестными отклонениями в нравственном развитии наших подростков, о которых не раз читал он в газетах и журналах, слы­ шал по радио, видел в передачах по теле­ видению. Сам Эрнст Шаталов, ввиду своей безнадежной физической инвалидности, ли­ шен возможности непосредственного об­ щения с большой жизнью. Но у него боль­ ше, чем у любого физически полноценного человека, времени на размышления о людях и об их человеческих качествах. Болезнь неподвижности обострила в нем этический слух, позволяющий почти момен­ тально определять в собеседнике тот или иной, даже самым тщательным образом за­ драпированный, нравственный изъян и по­ том долго думать о его причинах. Отсюда и такая сила убежденности в том, что лю­ дям —• не только больным, но и здоровым -— очень нужны и теплота задушевности, и ла­ сково сказанное слово, и искреннее состра­ дание в беде. Мысли Эрнста о решающей роли педа­ гогики в жизни нашего общества врезаются в память и в сердце потому, что чувствуешь в них не актерскую искренность, а горячую выстраданность. И заразительность этих мыслей такова, что заставляет вас не толь­ ко примерять их на те случаи жизни, ко­ торые связаны с отклонениями от норм на­ шей нравственности, но и проверять ими совсем иные явления, вовсе не подпадающие под действия статей уголовного кодекса. Вспомним еще раз героев Ю. Бондарева, А. Ананьева, В. Тендрякова. Ведь каждый из них — будь то Валерий. Греков, Николай Богатенков или Юрий Рыльников — по сво­ им нравственным и интеллектуальным ка­ чествам может быть назван личностью не­ заурядной. И если попытаться представить любого из них в школьные годы, то можно смело утверждать, что они были вполне благополучными учениками — и по успевае­ мости, и по дисциплине. И ни у кого, на­ верное, не возникало сомнений относитель­ но их будущности... Следовательно, в случившемся с ними . трудно обвинить ш к о л ь н у ю педагогику, ибо она вроде бы свою миссию по отноше­ нию к ним выполнила добросовестно и пе­ редала их необъятному ведомству с о ц и ­ а л ь н о й педагогики нравственно и интел­ лектуально нормальными. А вот социальная наша педагогика с ее многочисленными, но не всегда между собою безупречно взаи­ модействующими ячейками — семья, комсо­ мол, профсоюз, студенческая группа, про­ изводственная бригада, спортивная секция, научный кружок, лаборатория и просто вре­ менно образовавшаяся компания друзей,— эта именно педагогика, богатейшими и сверхмощными резервами которой являются наша пресса, радио, телевидение, кино, ли­ тература и искусство, как это ни странно, оказывается порою бессильной предупре­ дить те срывы в духовном и нравственном развитии молодого человека, примеры кото­ рых так волнуют нас при чтении книг Ю. Бондарева, А. Ананьева, В. Тендря­ кова. Но почему наша могучая социальная пе­ дагогика бывает иногда бессильной? Не по­ тому ли, что сама она очень уж похожа на тех семь нянек, у которых дитя остается без