Сибирские огни № 11 - 1970

теля, хорош он или плох». Отсюда и ходя­ чая обывательская присказка, которую охотно пускают в ход развращенные духов­ ным иждивенчеством шалопаи: пусть, мол; начальство думает, оно за это деньги полу­ чает, а нам думать не обязательно, нам за это не платят... И слушают, бывает, шало­ паев люди серьезные, да только посмеива­ ются, как будто им страшно весело от та­ ких шалопаевых присказок. Но шалопаи шалопаями, на них и смот­ рят в народе как на шалопаев и честь им соответственную воздают. Однако случает­ ся, что вдруг серьезный человек свихнется и начнет такое выкуролесивать, что добрые люди только ахают да руками разводят,—• с чего бы это, мол, он, бедолага... А бедолага просто прокис в собственном духовном за­ творничестве, и вместо того чтобы незамет­ но проветрить залежалые тайники своей ду­ ши свежим воздухом откровенного общения с единомышленниками, вдруг вообразит, что ему нет места среди них, ибо его могут не понять, осмеять, унизить, и решает пуститься на поиски новых единомышлен­ ников Подобный духовный вывих показал В. Тендряков в повести «Апостольская ко­ мандировка» («Наука и религия», 1969, № 8—10) Автор доказал, что терять на­ шему обществу таких людей, как тридцати­ двухлетний Юрий Рыльников, слишком на­ кладно. Да и не просто накладно, но глупо. Подумать только: способный физик, сотруд­ ник редакции научно-популярного журнала всесоюзного значения, человек переднего края современной науки вдруг убеждается в полной бесполезности своей деятельности и, сломя голову, бросается в неизведанные им дебри религиозного вероучения, мечтая именно в нем найти утраченное равновесие души. Случай с Юрием Рыльниковым, конечно, исключительный и даже парадоксальный, « о В. Тендряков подверг его столь глубоко­ му художническому анализу, что заставил нас задуматься над причинами, порождаю­ щими такие весьма болезненные парадоксы. Обращает на себя внимание композицион­ ное обрамление повести, в котором автор устами своего героя (все произведение вы­ держано в форме исповеди перед читателя­ ми) квалифицирует случившееся с ним как «странную болезнь, не признаваемую меди­ ками»: «Наверное, многие носят ее в себе и не подозревают об этом. У большинства она проходы как легкое недомогание, но порой она жестоко калечит, плодя по све­ ту духовных инвалидов и самоубийц». Главную причину временной нравствен­ ной инвалидности своего героя и В. Тен­ дряков видит в атмосфере духовного иж­ дивенчества. Есть в повести два эпизодиче­ ских лица, роль которых в судьбе Юрия Рыльникова убедительно подтверждает эту мысль. При столкновении с одним из них, главным редактором научно-популярного журнала, Рыльников оказался бессильным преодолеть гипноз высокого, хотя и мни­ мого, авторитета своего начальника. А в единоборство с другим, председателем сель­ совета Ушатковым, он ринулся, сломя го­ лову, но без гой моральной поддержки, которая могла бы ему быть оказана в не- состоявшемся конфликте с шефом по ре­ дакции. В. Тендряков заставляет своего героя в беспощадно остром самоанализе прийти и к такому убеждению, что «быть истово ве­ рующим можно не обязательно в господа бога, но и в Ушаткова». Иначе говоря, в положении верующего можно оказаться и в том случае, когда ты считаешь себя ате­ истом, но не выработал в себе духовной самостоятельности, не вменил себе в обя­ занность думать над решением вопросов, касающихся не только устройства твоего личного бытия, а имеющих общенародное и общегосударственное значение. Из этого убеждения, как его -закономерное следствие, вытекает беспощадный приговор Рыльнико­ ва его собственным вероисканиям: «...любая вера — глупость. А в наш сложный век глупость уже не просто изъян, сегодня глу­ пость безнравственна!». Наиболее серьезным оппонентом Рыльни­ кова, заслужившим с его стороны самое искреннее уважение, выведен в повести председатель колхоза, историк по образова­ нию, коммунист Густерин. Это он разглядел в Рыльникове рецидивы трусливой обыва­ тельщины, способной порою докатиться до человеконенавистничества. В итоге застоль­ ной дискуссии, выслушав все доводы Рыль­ никова в защиту своих заблуждений, Гу­ стерин сказал ему: «...вы или человеконена­ вистник, или путаник... Раз идея конечной цели (за эту идею горячей всего ратовал Рыльников.—Д. Ч.) может вызвать только страх или уныние, то и сам бог неизбежно будет выглядеть эдаким пугалом. Он же и был таким — берегись, покараю!» Но Густерин разглядел в этом заблудив­ шемся искателе давно найденных .истин и нечто такое, что заставило его вступиться за Рыльникова, когда предсельсовета Ушатков попытался пресечь «злостного мракобеса» средствами административного воздействия. И не только вступиться, но и предложить ему -остаться з селе, не уезжать, так как он нужен здесь, очень нужен, но, разуме­ ется, не в том качестве, в каком он сюда пожаловал, а в другом, очень необходимом для пробуждения людей от благодушия и равнодушия, для избавления их от духов­ ного иждивенчества. Вот что рассказывает Густерин Рыльникову о той работе с людь­ ми, которую ведет он изо дня в день, и о ее результатах: «— Много лет я добивался, чтоб окру­ жающие люди думали так, как я думаю... Много лет, много сил ушло. Добился, но не того, чтоб стали думать. Стали мне ве­ рить, смотреть в рот. Раз Валентин Пота- пович говорит, то так тому и быть». Густерин указывает на истоки (к сча­ стью, ныне постепенно ликвидируемые) по-^ добного благодушия. «Как вы думаете,^’