Сибирские огни № 11 - 1970

В переживаниях Никиты важны не столь­ ко возмущение тем, что сотворивший под­ лость живет преспокойно, ничуть не тер­ заясь совестью, сколько мысленный упрек, адресованный покойной матери: «...почему она никогда не вспоминала пятнадцать лет своей жизни? От чего она меня охраняла? Нет, мама, не надо было меня охранять. Я все понял бы, мама...» Остро психологическая повесть Ю. Бон­ дарева направлена на то, чтобы вскрыть всю неприглядность еще живучей среди на­ ших людей старшего поколения ложной тен­ денции к замалчиванию неприятней, порой лично для них, правды, что писателем воз­ ведено в степень тяжкого нравственного преступления, и потому страсти противо­ борствующих сторон накалены в повести до предела. Но разве в жизни не случаются весьма острые конфликты, вспышка кото­ рых объясняется все той же попыткой стар­ ших скрыть от детей вроде бы и безобид­ ную, а на поверку оказывающуюся весьма болезненной для сына или дочери правду? А какой травмой обрушивается на юную душу такое слишком позднее приобщение к истинной правде,— известно лишь тем, кто носит эту травму в себе долгие годы. Вот против такого ненужного охранения взрослых детей от неприятной, а порою и страшной для них, правды, способной при некоторых обстоятельствах обернуться не­ поправимой трагедией, и протестует в своей повести Ю. Бондарев. При этом писатель осуждает не только непосредственного вш новника «гнусной истории», профессора Гре­ кова, но и заставляет наиболее близкого себе героя, Алексея Грекова, вынести об­ винительный самоприговор. Трагедия Алек­ сея, прекрасно знавшего всю эту мерзкую «историю», сотворенную отцом, но убеж­ денного в том, что Валерий, младший его брат по отцу, не должен знать о ней ни­ чего, потому что он-де может не вынести ее, усугубляется еще и тем, что он считает себя лично виновным в случившемся с Ва­ лерием и Никитой, хотя вина-то его, по со­ вести говоря, весьма и весьма относительна. Но именно этой относительности и не прощает себе Алексей. Не прощает и не мо­ жет простить собственной нерешительности и мягкотелости, с которой, кстати, он не сумел расстаться и после того, как произо­ шло непоправимое с Валерием и Никитой. Алексей и тогда оказывается неспособным на истинно мужской разговор с убитым искренним горем старым отцом, отлично по­ нимая. что подобный разговор уже ни к че­ му, кроме новой трагедии, не приведет. Но все-таки, хоть и в очень мягкой форме, он пытается разъяснить отцу главную причину случившегося несчастья: «— Разве дело в прошлом, отец? Нет. Наверно, им (Валерию и Никите.— Д. Ч.) неважно было, когда все произошло между тобой и Верой Лаврентьевной (сестрой про­ фессора Грекова.— Д. Ч .)— двадцать лет назад или вчера. А потом остались, отец, з а м и н и р о в а н н ы е поля , извини за сравнение. И они пошли по ним. А я не успел, хотя мне_ нужно было первым раз­ минировать. А я не успел, не смог их пре­ дупредить...» (Разрядка моя.—Д. Ч.). Ю. Бондарев за это «не успел, не смог» и отдает своего героя под суд собственной совести, выводя его таким образом и на суд читателей. Почему, спрашивается, не успел? Потому ли. что понадеялся на вы­ держку Никиты, совершенно не зная его душевных качеств? Или потому, что не был уверен в крепости нервов Валерия? Скорее всего потому, что не предполагал и не мог предположить: вся эта история обернется непоправимой бедой. Не предполагал же потому, что мысль об .оставшихся в прош­ лом «заминированных полях» никогда до этого не приходила ему в голову. А посему и не возникало непреодолимого желания разминировать опасные для младшего брата переходы к здоровой духовной зрелости. За это и поплатился Алексей жестокими терзаниями своей совести. Повесть Ю. Бондарева, может быть, и не заслуживала бы самого пристального внимания читателей и не вызвала бы у нас стремления к некоторым обобщениям, если бы ее автор не сделал одной оговорки, кото­ рая придала повести необходимое гумани­ стическое звучание. «Все мы,— говорит Ни­ ките Алексей,— на этой земле родственники, дорогой брат, только иногда утрачиваем зов крови. Ясно? И это нас освобождает от многого, к сожалению и к несчастью». Все мы на этой земле родственники... Эта мысль навеяна Алексею Грекову вовсе не православно-христианской моралью,— она' возникла под влиянием новейших взле­ тов современного научно-технического про* гресса, когда, по словам одного из персона­ жей романа Н. Шундика «В стране синео­ кой», стало особенно «тревожно за весь земной шарик. Такой он стал маленький, хрупкий... одно неосторожное движение — и посыплются осколки». В этих условиях вся­ кий, кто серьезно озабочен завтрашним днем «земного шарика», острее ощущает за­ висимость своей индивидуальной судьбы от судеб своего народа и всего человечества и настойчивей ищет в окружающих те родст­ венные струны, что так необходимы всем людям доброй воли, чтобы противопоставить свою решимость в борьбе за жизнь сеятелям разрушений и смерти. Авторская мысль Ю. Бондарева и бьется над решением одной из животрепещущих проблем нашего общества — над поисками таких взаимоотношений между старшими и младшими, которые исключали бы безраз­ личие и равнодушие и строились на началах взаимного доверия и взаимной ответствен­ ности за судьбы друг друга. А такие вза­ имоотношения возникают лишь тогда, когда отцы заботятся не только о том, чтобы создать детям все необходимые материаль­ ные условия для нормального физического развития, но и о том, чтобы привить им нравственный иммунитет против подлого ли- П Сибирские огни № II 161