Сибирские огни № 10 - 1970
обогащается новыми художественными гра нями, чисто земными, человеческими, чего так не хватало планетарным и космическим образам пролеткультовцев. Органична концовка стихотворения, вби рающая обе стилевые струи в трактовке и развитии темы: Председатель встал. Черная куртка на красной фланельке. Глаза в глаза. — Кто «за» ? Гимнастерки. Три четверти. Направо —треть... Здесь —рука. Там —рука. Кончено. Неумолимы и точны Наши подписи. Ленинская точка. Стихотворение В. Итина имеет значение принципиально важное, так как открывает новую страницу в сибирской поэтической Ле- циииане и примыкает к той главнрй, осново полагающей в советской литературе линии развития и »обогащения ленинской темы, ко торая начинается с очерка Горького и поэмы Маяковского. А именно в этих двух значи тельнейших произведениях литературы со циалистического реализма был впервые до стигнут прочный синтез изображения Лени на как гениального вождя, великого истори ческого деятеля и «самого человечного че ловека», Человека с большой буквы. В поэзии начала 20-х годов образ Лени на часто получал крайне одностороннее осмысление. «Он нам важен не как личность, он нам важен не как гений. А как сим вол...»,— говорил А. Безыменский. Впрочем, теоретические установки и декларации мно гих поэтов, в том числе и пролеткультовцев, нередко расходились с их художественной практикой и, вопреки заявлениям («он нам важен не как гений»), в стихах своих они все-таки славили Ленина именно как гения, но отказывались от наполнения великого и многогранного образа земным и индивиду ально-личностным содержанием. Порожденные несомненно духом, умона строениями времени, многие поэтические произведения 20-х годов страдали чрезмер ной обобщенностью, суммарностью, симво личностью, далекой от реалистически прав дивого изображения вождя и человека. Вот характерные строки из стихотворения В. Брюсова «Ленин», написанные после смерти вождя: Кто был он! —Вождь, земной Вожатый Народных воль, кем изменен Путь человечества, кем сжаты В один поток волны времен. Октябрь лег в жизни новой эрой, Властней века разгородил, Чем все эпохи, чем все меры, Чем Ранессанс и дни Аттил. Мир прежний сякнет, слаб и тленен; Мир новый—общий о^еан— Растет из бурь Октябрьских: Ленин На рубеже, как великан. Символические сравнения «мильоноглаво- го Ленина» (А. Жаров) с Солнцем, Герак лом (А. Ярославский) и прочими мифичес кими и полулегендарными фигурами стали обычным явлением в советской поэзии 20-х годов. Сибирь поэтическая не была в этом отношении исключением. Александр Балии в стихотворении «Рож дение правды» (1929) объединяет абстракт ные философские идеи мудрости и правды в лице Ленина, представшего перед миром в облике «нового Сократа» («Скажет ребенок разумный, будто Сократ миру явлен — Ле нина имя прияв...»). Николай Хребтовский в стихотворении «Полвека» (1920) пишет о Ленине: «Сквозь долгий гнет и ужас царий он нес скрижали беззаветно чрез пятьдесят путей планетных тебе, Великий Пролетарий! И он донес их до свершенья, и всем, что дал «безумец» Ленин, застылый мир отныне вспенен и брошен в огненность крещенья...» Ленин-символ, Ленин — носитель идеи, Ленин-знамя превращался под пером многих поэтов 20-х годов в некую новую икону, хоругвь, в «бого-вождя», что,так противоре чит самой природе ленинизма... Еще Ф. Энгельс писал о необходимости правдивого изображения исторических дея телей следующее: «Было бы весьма желательно, чтобы лю ди, стоявшие во главе партии движения,— будь то перед революцией, в тайных обще ствах или в печати, будь то в период рево люции, в качестве официальных лиц,— были, наконец, изображ ены сур о вы м и рем бранд- товокими краска м и во- всей своей ж изнен ной п равд е. Во всех существующих описа ниях эти лица никогда не изображаются в их реальном, а лишь в официальном виде, с кот урнам и на но га х и с ореолом во к р у г го ловы . В этих восторж енно преобрссхсенных р а ф а э левски х портретах пропадает вся п р а в дивость изображ ения» (подчеркнуто мною.— В. К.)1. Важно отметить, что это высказывание Ф. Энгельса не только бьет по абстрактной патетике, космизму, вселенским масшта бам пролеткультовских поэтических образов, обобщений, ассоциаций, но и, по сути своей, направлено против наметившейся уже в 30-х годах тенденции к неоправданному сни- жёнию и обытовлению ленинского образа, когда «акцентрировались, прежде всего, те черты, которые казались наиболее близле жащими: мягкость, теплота, подчеркнутая внимательность к собеседнику,— и забыва лось подчас, что вряд ли человек, облада ющий только этими качествами, мог стоять во главе миллионов и привести Россию к со циалистической революции» (Д Храбровиц- кий. Верность правде. «Советский экран», 1968, №16). «Не залили б приторным елеем ленинскую простоту»,— опасался Маяковский Его сло ва, как кажется, актуальны и по сей день: ведь и ныне мы нередко встречаемся с про изведениями, «живописующими»,— с умиля ющими подробностями, мельчащими фигуру •К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с о литературе. М., ГИХЛ, 1958, стр. 82.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2