Сибирские огни № 09 - 1970

Неля, обернувшись, изумленно глядела на меня с пятого ряда,— она-то уж наверняка от Нинки знала, что я здесь чужой. Я продолжил свою мысль, сжимаясь от ужаса и обыденности про­ исходящего. — Производная — то, что производится специфически тем, кто про­ изводит. Радуга — производная дождя. Я, вероятно, нес чушь, такую чушь, которая входит в историю ин­ ститута, запоминается, вызывает ,восторг и бешеный хохот. Беловолосый профессор Антонов невозмутимо дождался тишины, пЪсмотрел в синие окна и пробормотал: — Томление любви неясной... И тут же: — Да-с. Вы, к сожалению, ошиблись. Бесконечно малое прираще­ ние функции за бесконечно малый отрезок времени... Я, втянув голову в плечи, пошел к выходу, ничего не видя и все потерявший. Никто не смеялся. «Томление любви неясной...», «Томление любви неясной...» Это чьи стихи? Я не мог спать. Я не мог заниматься. На улицах царствовало солн­ це, ночью сыпался снег, днем он мгновенно оседал, испарялся, но еще мелом на асфальте дети не чертили — асфальт был влажным. Меня вызвали в деканаты. Сначала — в свой, потом — к физикам. Мой румяный шеф предполагал ординарную лень. Он усиленно хмурил­ ся. Можно было в складки его переносицы поместить спичечный коробок, и тот бы держался. — Если будут продолжаться прогулы, мы вас со стипендии сни­ мем. Что же получается? Шеф мельком глянул на волшебные синие окна и еще сильнее на­ хмурился. — Что же получается? А получается то, что, прямо скажем, не украшает, что ни в коей мере не может быть зачислено в ваш актив. Весьма способный молодой человек, спит целыми днями, как тюлень... Вдумайтесь, тю-лень. От слова лень. — А олень? — Что же получается, если мы все начнем просыпать, если мы все начнем пропускать занятия, если мы все начнем... Шеф запнулся, подумал и сказал: — Идите. Подумайте. Впрочем, дайте мне слово, что вы больше не будете. — Даю,— быстро сказал я.—Мне можно идти? Мой румяный шеф только что защитил докторскую и настроен, был игриво. Он простил меня, и, уже выходя из деканата, я слышал, как он посмеивается и что-то напевает. А шеф физиков был проницателен, как черт.’ Он поправил празднично белый галстук, смущенно улыбнулся и предложил перейти на его факультет. Длинное лицо его ушло в тень. — Вы бы у меня выпускали стенгазету. А журналистом вы сможе­ те стать и без филфака. Декан был находчив, как завхоз. Его факультет славился лучшей волейбольной командой, самодеятельностью, шахматистами. Лишь стен­ газета физиков уступала нашей филологической... Я счастливо заморгал. Но я совершенно не разбирался в матема­ тике и сказал об этом декану. У того лицо стало непроницаемым. Я по­ нял, что могу идти. «Томление любви неясной»...